Танат 4 - Виктор Айрон

Харс, что странно, никак не реагируют. Видео привыкли, что я умею всё решать и почти к каждой фиговой ситуации нахожу свой ключик. Ури же молча бьёт себя лапками по лицу и чуть ли не воет. Потом ушастик так витиевато матерится, что Знающие на миг переводят на него своё внимание. И не поймёшь, что их так поразило: словесные обороты, говорящий мутант или всё сразу.

В целом Знающие ведут себя спокойно. Я ещё при первой встрече заметил, что ребята они довольно дисциплинированные. Как Искатели. Только там в группировке бывшие военные, а тут неизвестно кто.

Сейчас боевики Даргула выглядят растерянными. Словно бояться смотреть мне в лицо. Некоторые, в частности тот оркуар, кивают мне уважительно. Потом смотрят на своего лидера, грустно вздыхают или качают головой.

Вообще все, как мне кажется, основательно так напряжены. Просто виду не показывают. Своими прямо горжусь. Даже по балагуру Касу не скажешь, что он напуган встречей с палачом Таната. Вот только руки уже затеки. Сколько их держать? Когда он там уже решится?

Даргул ничего не сказал. Лишь молниеносным броском руки приставил мне нож к шее.

Глава 15

Не знаю, видит ли Даргул реакцию своих солдат и офицеров, но глаза он от меня отходит только в тот момент, когда Ури перестал выть и стал ругаться на меня. Вот я чего ему сделал? Печенью не поделился?

— Вот как с ним тяжело. Победил, мог убить вожака, потом недовольных конкурентов обезглавить и захватить клан. За тобой бы пошли, тут это нормально.

— Не уверен. Не тот случай.

— Но нет, нам же лёгких путей не надо, — слушая меня всплескивает лапками Ури. — Мы же, моб меня жри, герои, да.

— Путь воина всегда нелегок и тернист. Потому воин его и выбирает, — говорит Даргул и поворачивается ко мне. — Зачем? Ты легко мог меня убить. Не они, так клинком мог снести голову. Но ты этого не сделал. Почему? Боялся, что я оставил в клане распоряжения на случай своей смерти?

— Не понимать очевидные вещи в Танате в порядке вещей походу.

— Отвечай, — рычит Даргул, — почему ты меня не убил? Что тобой движет? Почему ты сражаешься?

— Во-первых хотел тебя удивить и дождаться удивленного лица или глупых вопросов. Сделано. — Загибаю палец на руке. — Движет мной обмен веществ. Так называется процесс переваривания пищи и получения сил из еды.

— Не паясничай, — давит меня авторитетом и клинком бывший вестник. По шее стекла струйка крови.

— А ты значит не понял, что мной движет врождённая дурь и острый предмет в одном месте?

— Мне кажется он имеет в виду ир, попавший в задницу? — замечает Алира. Это имя ей больше идёт. Как и строгий стиль в одежде.

— Да однозначно, — хмыкает Ури. — Пить у кого есть?

Безликий, стоящий рядом с Ури, молча и будто чисто машинально снимает с пояса флягу, протягивая её наглому ушастику. Знакомый дизайн. Поди опять над несчастным тараноглавом надругались.

— Да ипутся кандибобрики, — кричу я в сердцах. — Долго мне ещё так стоять?

— На третий вопрос я ответа ещё не дождался, — заметил Даргул.

— Я дерусь просто потому, что дерусь.

Немая сцена, а где-то там мне явно рукоплещет один Портос.

— Жду подробный ответ.

Даргул вроде бы само терпение, но желваки на челюсти так и играют.

— Да пожалуйста. Мне не жалко, — пожимаю плечами и опускаю руки. Нет, реально надоело их держать на весу. — Девушке только предложите присесть, вежливые вы мои. Или в Танате и этого нет? А мне об этом не сказали потому, что я не спрашивал никого раньше?

Поворачиваю голову всё вслед за мной смотрят на Алиру, потом на Даргула. Тот со вздохом закрывает глаза, а потом делает взмах рукой. Один оркуар подкатил камень, а какой-то кошак положил сверху рюкзак, который накрыл курткой.

— Танаран, — делая нечто вроде книксена говорит Алира и занимает предложенное место. — Это спасибо на моём родном языке.

Хм, реально напоминает эстонское tanan. Может это старая форма обращения или она реально родилась в Эстонии параллельного мира? Возможно, но Даргул на меня уже совсем недобро косится. Разозлить безжалостного палача? Можем, умеем, практикуем.

— У тебя точно не монополия на ту микстуру от амнезии.

— Я почти потерял терпение. И я не знаю, что такое амнезия.

— Ты мне проиграл, так что потерпишь.

Вот тут на меня все вылупились круглыми глазами. Безликие инсекты просто рты по раскрывали, расщеперив мандибулы во всё стороны. И что я такого сказал?

— Амнезия — слово из моего языка, которого нет в речи Таната. Означет потерю памяти, её блокировку. Я дерусь, потому что это чёрта моего характера. Как сказала у нас одна целительница душ, я по характеру воин крови, которому в моём мире не нашлось ни войны, не испытания.

— И ты решил начать её здесь? — спрашивает Даргул.

— Я решил её закончить. Так я на родине работал с начала спасателям во время несчастий: эпидемии болезней, потопы, крушения зданий и прочее. Пока меня не согрел яркий и тёплый свет.

Так я намекаю на огонь. Помню, что у разов огонь под запретом на уровне подкорки. Вдруг здесь костерок разведут. Много тут всего, что хорошо горит. Почти всё.

— И сильно тебя погрели? — задаёт кто-то вопрос.

— Кожа стала тёмной и решила покинуть тело. Благо у нас целители и такое лечат.

Всех, кроме Даргула, перекосило. Нежные они, однако, как про огонь слышат. Думаю, расскажи я им про расчлененку, все бы лишь спросили, а насколько частей меня тогда разделали. Бесконечная доброта, а точнее её местный аналог.

— И что ты сделал, чтобы у тебя кожа так потемнела? — задаёт вопрос Даргул, буравя меня немигающим взглядом.

— Свет за жителями одного места гнался, а закрыть ворота можно было лишь с его стороны. Ну я и закрыл.

— Смело. И что потом?

Я просто рассказываю, как служил в Департаменте дальше. Конечно, с переводом терминов на местные реалии. Не склад биологического оружия зачистили, а место с кучей ульмов, после укола которых ты будешь разлагаться заживо, кричать от боли и истекать кровью из всех щелей. Не атомное оружие, а запечатанный в сосуды такой яркий свет, что может осветить всё отсюда и до другого конца Таната. Притом осветит так ярко, что камень потечёт, как вода. А всё разы обратятся в пыль, который по тоннелям будет гонять ветер.

— Как вы себя только не уничтожили? Ваш мир болен! — замечает один из кошаков. При этом он массирует себе горло, будто задыхается.

— Так мы себя