Врач из будущего - Андрей Корнеев

Катя, до этого молчавшая, внимательно изучала чертеж.

— Это… гениально, Лёва, — тихо сказала она. — Ты находишь решение не там, где все ищут. Не в усложнении, а в упрощении.

— Именно, — кивнул Иван. — Капельница — это Mercedes. А сейчас стране нужен Ford. Дешевый, надежный, массовый. Начнем с него. Сможем сделать прототип?

Миша уже увлеченно смотрел на схему.

— Стекло — понятно. Иглу… нужно найти хорошую сталь, может, от часовых пружин… Уплотнитель… — он задумался. — Резина дорогая. Но, возможно, можно использовать специально обработанную кожу, но только для одноразового использования… Да, это проще, чем капельница! Нам не нужен целый завод!

— Я материалы опять организую! — тут же вызвался Сашка. — Через комсомол выйду на артель «Медтехника»! Они всякие склянки делают!

Лаборатория снова наполнилась скрипом и сдержанными возгласами… Но Иван понимал, что на этот раз ему нужен надежный прикрывающий тыл. И он знал, куда идти.

Кабинет Дмитрия Аркадьевича Жданова был таким же аскетичным, как и его владелец — заваленный книгами и препаратами, но лишенный каких-либо излишеств. Увидев Ивана, Жданов отложил перо и жестом пригласил его сесть. Его лицо было серьезным.

— Ну, Лев, проходи. Садись. Поздравляю с боевым крещением, — в его голосе звучала усталая ирония. — Орлова не дремлет. Пишет письма. В партком, в Наркомпрос. — Он достал из ящика стола несколько листов. — Цитирую: «…деятельность студента Борисова, при всей её внешней эффективности, носит характер лженаучного дилетантства и идеологической диверсии, направленной на подрыв устоев отечественной медицинской школы…»

Иван почувствовал, как сжимаются его кулаки.

— Но это же бред!

— Это — методичка, Лев, — холодно парировал Жданов. — Методичка борьбы с инакомыслием. Ты стал для неё символом того, что она ненавидит — перемен, сомнений в догмах. И она не успокоится. — Он отложил письма. — Поэтому слушай меня внимательно. Вы стали мишенью. Вам нельзя действовать в одиночку, как мальчишке-сорванцу. Любую идею, любой, даже самый бредовый, на ваш взгляд, чертеж — сначала мне. Понял? Я ваш щит. Пользуйтесь им. Без этого вас сотрут в порошок, а ваши изобретения присвоят или похоронят.

Иван молча кивнул, понимая каждое слово. Затем он развернул принесенный с собой чертеж шприца и положил его перед Ждановым.

— Я понял, Дмитрий Аркадьевич. И потому пришел к вам. С новой идеей. Более простой.

Жданов удивленно поднял бровь, изучая схему. Он несколько минут молча рассматривал ее, изредка задавая уточняющие вопросы по материалам и принципу действия.

— Одноразовый… — наконец произнес он. — Да, это… это по-настоящему умно. Просто до гениальности. И главный аргумент — стерильность. Его невозможно оспорить. — Он посмотрел на Ивана с новым, уважительным интересом. — Хорошо. Очень хорошо. Оставьте это у меня. Я посмотрю, как это можно оформить и протолкнуть. У меня есть кое-какие рычаги в Комитете по изобретательству.

Затем его лицо снова стало серьезным.

— А теперь новости. Я говорил по телефону с Зинаидой Виссарионовной Ермольевой. Из Ростова.

Иван насторожился. Ермольева! Тот самый титан, создатель первого советского пенициллина.

— Вы… произвели на нее впечатление, — продолжал Жданов. — Сказала, что ваш «энциклопедизм» и «нестандартные гипотезы» заставили её задуматься. У неё прорыв в работе с лизоцимом, но… — Жданов усмехнулся, — … ваши слова о «плесени-спасительнице», видимо, не дают ей покоя. Она буквально напрашивается в командировку в Ленинград. Хочет встретиться с вами лично. Говорит, что чувствует в вас родственную душу.

В голове у Ивана пронеслась вихревая мысль. Это был шанс. Шанс не просто подкинуть идею, а войти в контакт с одним из будущих создателей советской антибиотикотерапии и радикально ускорить процесс.

— Когда? — только и смог он выжать.

— Через неделю-полторы, — ответил Жданов. — Готовьтесь, Лев. С вами хочет говорить не просто профессор, а один из самых блестящих умов нашей микробиологии. Не подведите.

Зинаида Виссарионовна Ермольева оказалась женщиной невысокого роста, но с такой концентрацией энергии в глазах, что она казалась способной сдвинуть гору. Она вошла в кабинет Жданова стремительно, ее темные волосы были собраны в строгий узел, а практичный костюм говорил о деле, а не о внешности.

Жданов представил их. Ермольева пожала Ивану руку твердым, сухим рукопожатием и сразу же перешла к делу, усадив его рядом с собой.

— Ну, товарищ Борисов, Дмитрий Аркадьевич говорит о вас в превосходных степенях. А я, знаете ли, доверяю его интуиции. И своей тоже. Вы тогда, на семинаре, бросили фразу… о плесени. И о том, что лизоцим — это лишь первый шаг.

— Да, Зинаида Виссарионовна, — кивнул Иван, стараясь сохранять спокойствие. — Ваши работы с лизоцимом — это фундамент. Но против системных инфекций, сепсиса, газовой гангрены… его силы недостаточно.

— Недостаточно! — с почти отчаянием в голосе согласилась Ермольева. — Я это вижу каждый день в своих лабораториях и в клиниках! Мы боремся с ветряными мельницами! А вы… — она пристально посмотрела на него, — … у вас есть какие-то соображения? Дмитрий Аркадьевич намекнул, что вы занимаетесь не только приборостроением.

Иван сделал глубокий вдох. Он не мог раскрыть правду, но он мог открыть часть себя.

— Зинаида Виссарионовна, я… провожу свои, частные исследования. Читаю зарубежную литературу, иногда попадаются старые, забытые работы. И я абсолютно уверен, что будущее — за антибиотиками. За веществами, которые будут производить микроскопические грибы и бактерии для борьбы друг с другом.

Он начал осторожно, как сапер, выкладывать свои знания, маскируя их под гипотезы и «логические умозаключения».

— Флеминг открыл пенициллин, но не смог его выделить в чистом виде. Его работа зашла в тупик. А что, если пойти другим путем? Не ждать у моря погоды, а целенаправленно искать более активные штаммы плесени? Не тот Penicillium notatum, что нашел он, а скажем… Penicillium chrysogenum? Он, по некоторым данным, может производить в десятки раз больше антибактериального вещества.

Ермольева замерла, не отрывая от него взгляда.

— Chrysogenum? — переспросила она. — Откуда вам известно это название?

— В старой немецкой работе попалось, — отмахнулся Иван. — Но дело не в названии. Дело в подходе. Нужно искать его везде — в почве, на испорченных фруктах, особенно на дынях… И потом — культивирование. Поверхностный метод, который используют все — это каменный век. Нужно глубинное культивирование. И среда… обычные бульоны слабы. А что, если использовать кукурузный экстракт? В нем есть всё для бурного роста.

Он говорил, а Ермольева