Врач из будущего - Андрей Корнеев

слушала его, не проронив ни слова. Её лицо было непроницаемо, но в глазах бушевала интеллектуальная буря. Он только что, в течение пяти минут, наметил ей путь, на который в реальной истории ушли годы.

— Вы… — наконец выдохнула она. — Вы либо гений, либо… — она не договорила, но Иван понял. «Либо сумасшедший». — Эти идеи… они стройны. Очень стройны. И они пахнут истиной.

Она резко встала и начала ходить по кабинету.

— Я не могу продолжать работу в Ростове в отрыве от таких мыслей. Мне нужен доступ к вашим… исследованиям. Пусть даже теоретическим. — Она остановилась перед ним. — Я буду добиваться перевода части своей работы в Ленинград. В этот институт. Мы должны работать вместе, Лев Борисович. Вы даете компас, и мы будем пробиваться через джунгли экспериментов. Вместе.

Иван почувствовал, как с его плеч свалилась гора. Он только что приобрел самого мощного союзника в своей миссии по изменению медицинской истории.

— Я только за, Зинаида Виссарионовна, — искренне сказал он.

Вечер в общежитии был шумным и душным. Ребята собрались в комнате у Сашки, где было просторнее. Сашка, красный от возбуждения, зачитывал вслух свежий номер «Правды»:

— «…и досрочно, на два года раньше срока, введен в эксплуатацию Днепровский гидроузел имени В. И. Ленина! Мощность — 560 тысяч киловатт! Это величайшая победа социалистической индустрии!»

— Слышал, там бетона ушло больше, чем на все пирамиды Египта, — с важным видом заметил Леша, задумчиво жуя кусок черного хлеба.

— Энергия! — восторженно сказал Сашка. — Теперь заводы будут работать без перебоев!

Иван сидел у окна, слушая их и наблюдая, как в сумерках зажигаются огни на противоположной стороне улицы. Он радовался за страну, но его радость была горьковатой. Эти гигантские стройки, эта индустриализация… она была необходима. Он-то знал, для какой чудовищной мясорубки всё это готовится.

Леша, отложив хлеб, понизил голос:

— А у нас на заводе, между прочим, опять чистка. Говорят, в конструкторском бюро взяли двух инженеров. Сидят, якобы чертежи новые вредительские подписывали — такую погрешность в размеры заложили, что партия станков бракованной вышла. Говорят, «мины замедленного действия» закладывали.

В комнате на секунду стало тихо. Слово «вредитель» висело в воздухе тяжелым, ядовитым облаком.

Иван смотрел в окно и думал о следователе Громове. О его холодных глазах-буравчиках. Да, это было страшно. Унизительно — чувствовать себя мухой под стеклом. Но в его сознании, сознании человека из 2018 года, вдруг возникла трезвая, циничная мысль. А как бы отреагировали в его время на человека, который в одиночку пытается получить доступ к стратегическим производствам, создает непонятные химические составы, контактирует с учеными, работающими над биологическим оружием? Объявили бы террористом. Посадили бы в тюрьму навсегда без права переписки. И были бы по-своему правы.

«А что, собственно, я хотел? — с горькой усмешкой подумал он. — Чтоб меня с цветами встречали? Человек из ниоткуда, лезущий в стратегические отрасли… В моем времени меня бы уже объявили биотеррористом и посадили в клетку на века. Громов со своими методами — лишь дитя своего времени. Логичный ответ системы на аномалию. На меня».

В этот момент его взгляд скользнул в окно, на противоположную сторону улицы. В подъезде напротив стоял невысокий человек в сером пальто и курил. Иван не видел его лица, но почувствовал ледяной укол в спине. Громов. Или кто-то из его людей. Наблюдение продолжалось.

Он отвернулся от окна. Страх никуда не делся. Но к нему добавилось странное, трезвое понимание. Он вел свою подпольную войну за будущее, а с другой стороны фронта против него действовала вся государственная машина, для которой он был лишь подозрительной соринкой в отлаженном механизме.

Прототип шприца был готов через несколько дней. Он был неказист — стекло немного мутное, игла, выточенная Сашкой из старой пружины, казалась чуть толстоватой, а уплотнитель из специально обработанной кожи вызывал у Миши скептические замечания. Но он работал. Игла входила в пробную доску легко и без заусенцев, поршень ходил плавно.

На этот раз Иван, помня наказ Жданова, пришел к нему первым.

— Вот, Дмитрий Аркадьевич, — он положил на стол аккуратный футляр с прототипом и небольшую пояснительную записку, составленную Катей. — Работающий образец. Как вы и советовали.

Жданов внимательно осмотрел шприц, покрутил его в руках, опробовал поршень.

— Качество… кустарное, — констатировал он. — Но идея — кристальна. — Он посмотрел на Ивана. — Хорошо. Теперь мой ход.

На следующий день Жданов лично явился с этим прототипом в Бюро рационализации. Иван ждал его в коридоре. Через полчаса Жданов вышел, его лицо было невозмутимо.

— Круглов сначала, как обычно, начал про «форму №7-Р» и «отсутствие технических условий», — с легкой усмешкой сообщил Жданов. — Но когда я упомянул, что это изобретение представляет стратегический интерес для военно-полевой медицины и что им уже заинтересовались наверху, он… подобрел. Очень.

Дело сдвинулось с мертвой точки с невероятной скоростью. Уже через два дня протокол испытаний в больнице им. Мечникова был подписан — результаты были блестящими. Врачи, особенно хирурги, хвалили идею стерильности. Но, как и предсказывал Иван, возникла новая, на первый взгляд непреодолимая, преграда.

Тот же Круглов, но на этот раз уже почти извиняясь, объяснил Ивану:

— Товарищ Борисов, с технической и медицинской точки зрения — всё прекрасно. Но… для серийного производства нужны «Временные технические условия и нормы на медицинские изделия одноразового применения». А их… не существует. Их нужно разрабатывать. А это — компетенция Научно-исследовательского института стандартизации и нормирования медицинской техники. А у них… — он развел руками, — … очередь на разработку новых стандартов расписана на четырнадцать месяцев вперед.

Иван стоял и смотрел на него. Он создал работающий, нужный продукт. Он доказал его эффективность. Он даже получил поддержку Жданова. Но он уперся в стену под названием «нормативная база». Без этих бумаг ни один завод не мог начать производство.

Он вышел от Круглова с чувством, похожим на то, что он испытывал после смерти того ребенка от дизентерии. Бессилие. Но на этот время — бессилие более осознанное и потому еще более горькое.

Вернувшись в лабораторию, Иван не стал рвать на себе волосы. Он сел, достал чистый лист бумаги и начал методично записывать.

'Проблема: отсутствие стандартов на одноразовые шприцы.

Пути решения:

Обратиться через Жданова с просьбой о внеочередной разработке. Найти лазейку — оформить как «экспериментальную партию» для военных нужд. Попытаться выйти на сам Институт стандартизации, найти там союзника…'

Он понимал,