Злая. Сказка о ведьме Запада - Грегори Магуайр

Львёнок глянул на доктора Никидика и поспешно перебрался на самый край столика.

– Вопрос на повестке дня таков, – продолжил доктор Никидик. – Продолжая тему несколько односторонних исследований доктора Дилламонда, который бу-бу-бу… а также бу-бу-бу… Кто может сказать, Животное это или животное?

Эльфаба не стала дожидаться, пока её вызовут. Она поднялась с места на балконе и громко, чётко произнесла:

– Доктор Никидик, ваш вопрос был: кто может сказать, Животное это или обычное животное. Мне кажется, верный ответ даст нам его мать. Где же она?

По аудитории пробежали смешки.

– О, вы, насколько я вижу, ступили на зыбкую почву семантики и провалились, – шутливо ответил доктор. Он повысил голос, будто только сейчас заметил в лекционной зале балкон. – Превосходно, мисс. Перефразирую вопрос. Кто из вас рискнёт выдвинуть гипотезу о природе этого экземпляра? И дать обоснование своей точки зрения? Перед нами животное в нежном возрасте – задолго до того, как смогло бы овладеть языком, если у него есть таковая врождённая способность. Итак, до появления речи – коль лев вообще способен ей обучиться – остаётся ли он Животным?

– Я повторяю свой вопрос, доктор, – громко заявила Эльфаба. – Это совсем маленький детёныш. Где его мать? Почему его отняли у матери так рано? Чем он вообще питается?

– Эти вопросы не имеют отношения к сути рассматриваемой научной проблемы, – отрезал доктор. – Но, конечно, юное сердце легко растрогать. Мать, скажем так, пала жертвой скверно рассчитанного взрыва. Ради продолжения дискуссии предположим, что определить, была она Львицей или просто львицей, не представляется возможным. В конце концов, как вы могли слышать, некоторые Животные возвращаются в дикую природу, чтобы избежать последствий действующих законов.

Эльфаба в замешательстве села.

– Мне всё это не нравится, – сказала она Боку и Аварику. – Притащить сюда львёнка без матери только ради занятия по естественным наукам? Смотрите, как он напуган. Он весь дрожит. И точно не от холода.

Другие студенты начали высказывать мнения, но доктор опровергал их одно за другим. Он, очевидно, пытался доказать, что без языка и знания контекста на ранних стадиях развития невозможно однозначно отнести существо к Животным или животным.

– Здесь есть политический подтекст! – снова подала голос Эльфаба. – Я думала, это занятие по естественным наукам, а не обсуждение повестки.

Бок и Аварик зашикали на неё. У Эльфабы и без того складывалась ужасная репутация крикуньи и спорщицы.

Доктор растянул дискуссию надолго, хотя все уже давно уяснили его мысль. Но наконец он повернулся к аудитории и сказал:

– Как вы полагаете, если бы мы могли искусственно снизить чувствительность той доли мозга, что отвечает за развитие речи, разве не исчезло бы вместе с языком и само понятие боли – и, таким образом, её ощущение? Первые опыты на этом маленьком самце льва показывают интересные результаты.

Он поднял маленький молоточек с резиновой головкой и шприц. Зверёныш вскинулся и зашипел, а затем, попятившись, свалился со столика на пол и стрелой метнулся к двери – но она уже была захлопнута и наглухо заперта изнутри, как и на прошлой неделе.

Теперь возмущённо кричала не только Эльфаба – на ноги вскочили ещё человек пять студентов.

– Исключить боль? Боль? Да вы посмотрите на него – он в ужасе! Ему уже больно! Что вы делаете, вы что, с ума сошли?!

Доктор замер, стиснув рукоять молоточка так, что побелели пальцы.

– Я не потерплю в своей аудитории столь вопиющего отказа учиться! – заявил он оскорблённо. – Вы делаете опрометчивые выводы, опираясь на чистые эмоции вместо наблюдений. Немедленно принесите животное обратно. Верните его на место. Юные леди, я настаиваю. Я буду очень сердит.

Но две студентки из Бриско-холла его ослушались – они уже выбежали из аудитории, придерживая с двух сторон широкий передник, в котором барахтался, извиваясь и цепляясь когтями, львёнок. В зале поднялся невообразимый гвалт, и доктор Никидик сердито сошёл со сцены.

Эльфаба повернулась к Боку:

– Ну что ж, думаю, мне так и не удастся задать хороший вопрос Глинды о разнице между наукой и колдовством. Сегодня мы явно пошли другим путём.

Но её голос дрожал.

– Тебе так жалко этого львёнка? – растроганно спросил Бок. – Эльфи, да тебя всю трясёт. Не обижайся, но ты от переживаний чуть ли не побелела. Пойдём, слиняем отсюда и выпьем чаю в кафе на Вокзальной площади, как в старые добрые времена.

Возможно, в истории любой случайной компании есть короткий благодатный период – между застенчивостью и предубеждением в начале и неизбежным разладом и предательством в конце. Теперь Боку казалось: его летнее пылкое увлечение тогдашней Галиндой было оправдано хотя бы тем, что в итоге привело его к новому, более зрелому ощущению уюта в кругу друзей, среди людей, тепло и крепко привязанных друг к другу.

Юношам по-прежнему не разрешалось посещать Крейг-холл, а девушкам – мужские колледжи. Однако центр Шиза стал для них продолжением залов и аудиторий, где им разрешалось общаться. В середине недели после обеда или утром в выходной они встречались у канала с бутылкой вина, в кафе или студенческих питейных заведениях, или гуляли по городу, обсуждая тонкости архитектуры, или смеялись над чудачествами преподавателей. Бок и Аварик, Эльфаба и Нессароза (с няней), Глинда, а иногда и Пиффани с Шэн-Шэн и Миллой, а порой Кроуп и Тиббет. Как-то раз Кроуп привёл с собой Фиеро и познакомил его с остальными, и ещё примерно неделю это приводило Тиббета в холодное бешенство – до того вечера, когда Фиеро проговорил своим застенчивым чинным тоном:

– Разумеется, я уже давно женат. У нас в Винкусе женятся рано.

Это сообщение закономерно пробудило в остальных невероятное любопытство, и заодно все сразу ощутили себя зелёными юнцами.

Конечно, Эльфаба и Аварик безжалостно подкалывали друг друга. Нессароза испытывала терпение окружающих своими религиозными разглагольствованиями. Поток дерзких острот Кроупа и Тиббета не раз приводил к тому, что их сбрасывали в канал. Но Бок с радостью обнаружил, что его увлечение Глиндой несколько ослабевает. Теперь на пикниках она с тем же уверенным видом сидела на краю пледа – но умело уводила разговор от собственной персоны. Бок полюбил девушку, помешанную на собственной красоте и обаянии, но теперь та девушка исчезла. Однако Глинда была замечательной подругой. Иными словами, он любил Галинду, а теперь это была Глинда – и её он никак не мог разгадать до конца. Вот и всё.

Они все словно попали в зачарованный круг избранных.

Девушки старались держаться подальше от мадам Моррибль, насколько это было возможно. Но однажды прохладным вечером за сёстрами Тропп явился Громметик. Няня фыркнула, завязала за спиной тесёмки чистого фартука и подтолкнула Нессарозу и Эльфабу к лестнице, ведущей к гостиной Главы колледжа.

– Ненавижу эту жестянку Громметика, – пробормотала по дороге Нессароза. – Как он вообще работает? Это чистая механика, или