Кондитер Ивана Грозного 2 - Павел Смолин

целый Девлет Гирей на меня ополчился, значит всё — почему-то Степь меня врагом лютым возомнила, а значит рано или поздно еще кто-нибудь с войском сюда придет. Варианта здесь два — либо укрепиться сильнее, добавить пушек и воинов, либо ближе к Москве перебраться, чтобы укрепиться там. Здесь — вот, — указал на монастырь и догорающие руины посада. — Люди Божьи годами спокойно жили, службу свою тихую во благо Руси несли, а подле них добрые люди жизнь свою наладили. Останусь — не будет покоя ни одним, ни другим.

Совестно перед жителями посада — слобода-то ладно, у нас зубы вот такенные, отобьемся, а им из пепелища дворы свои отстраивать да спешно засеивать поля теми скудными запасами, что у них остались — посадские поля-то тоже вытоптали. Май на дворе, многое спокойно вырасти успеет, но до осени придется сильно голодать. Пришлось бы — я на произвол судьбы посад не брошу, всем нормально помогу заново на ноги встать. Но потом уеду от греха подальше — не хочу от самоубийц раскосых отбиваться, это ж чистые убытки.

— Мудрый ты не по годам, Гелий Давлатович, — порадовался Данила тому, что не придется меня уговаривать.

— Был бы мудрым, Цареградом бы правил! — переиначил я присказку из будущего.

Не поймет Данила оригинал, славного города Сочи здесь пока не завелось.

— Может и воссядешь на трон его, — принял мои слова всерьез боярин. — Вон как лихо начал, самого Девлет Гирея во врагах заимел. Далеко пойдешь, Гелий Далматович, глядишь и до самого Цареграда доберешься.

— Не дай Бог, — перекрестился я.

Это же сто-о-олько проблем!

— Человек предполагает, а Бог располагает, — на чистой латыни выдал поговорку Данила.

— Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку, — ответил я ему тем же.

Не знаю латыни, но несколько поговорок на ней в памяти как-то осело, слишком сильные штуки, хочешь-не хочешь налипнет.

— А говорил не знаешь латыни, — подозрительно прищурился Данила.

— Так и не знаю, — улыбнулся я. — Несколько формул навроде этих зазубрил и всё — учитель как знал, что пригодятся. Вот и пригодились.

— Понятно, — успокоился Данила.

Больше не буду Царьград упоминать — подумает пачка уважаемых людей, что у меня есть претензии на трон, нагребут армию из пассионариев да пойдут пытаться Царьград во славу мою воевать. Огребут неизбежно, а мобилизационный потенциал Руси таким образом сильно ослабится. Впереди война одновременно с Ливонией, Польшей и крымчаками, позволить себе еще на туманные перспективы взятия Царьграда Русь не может. Выскажу-ка эти мысли Даниле на всякий случай, пусть Государю донесет, авось и напряжется дипломатический корпус наш через это, войны на три фронта поможет избежать.

— Хм… — многозначительно «ответил» Данила на мои выкладки. — Думаешь, так и будет?

— Думаю, что очень велика вероятность, — ответил я.

Пушка рявкнула, ядро впечаталось в татарву, и все ее скопище пришло в движение, начав удаляться и прячась в ближайшем лесочке. Шатер Девлет Гирея тоже демонтировали.

— Не уходят, просто от пушек подальше смещаются, — разгадал смысл маневров Данила. — Точно по темноте на штурм пойдут, не ранее.

— Пальни-ка вслед, чтоб не расслаблялись, — попросил я замявшийся расчет.

— Слушаюсь! — отрапортавал командир, — Ну-ка правее возьмите, — велел расчету, чуть ли не прилег на ствол, проверяя линию огня и решил. — Добро! Пли!

Ствол выплюнул ядро, и тяжелый кусок железа прошелся по самому краешку сваливающего отряда степняков, «срезав» тройку лошадей и порвав на куски их седоков.

И так будет с каждым!

Глава 20

Напрасно надеялась татарва на темноту — вдоль стен у нас уже давненько освещение налажено, а теперь мы заготовили кучу факелов, кои будем бросать наружу, подсвечивая местность. В общем — лезущих степняков было видно, и единственное, о чем я сожалел, это то, что штурм снова был «круговым», а не направленным на «слабое место» и ворота. Впрочем, там пушечкам было чем заняться — малые степные силы пробовали на зуб и то, и другое.

Помогало нам и само небо — усеянное мириадами звезд и яркой луной оно конечно не превращало ночь в день, но ежели не лупить глаза в факел, а смотреть вдаль, черные, бегущие к поместью силуэты разобрать было можно. На двадцатой минуте штурма татарва смогла поиметь локальный успех, стрелами засыпав ополченцев на юго-юго-западном участке стены и при помощи лестницы начать забираться на стену. Я был недалеко, поэтому сразу направился туда с Климом, Тимофеем и Игорем — моя личная тройка телохранителей-гвардейцев, все в тяжелых доспехах, непросто происхождения ключник так и вовсе в доспехе позолоченном — мой подарок, закрепляющий лояльность Клима.

Здесь, на освещенной живым огнем закрепленного на высоком столбике (чтобы в глаза не бил) факела боевой площадке, я впервые ощутил на себе чужую кровь, «развалив» степняка саблей от ключицы до груди. Никакой жалости и рефлексии, только удовлетворенное щелканье мысленными счетами — еще один враг повержен — и удивление от того, насколько мощные удары я оказывается могу отвешивать. Не зря тренировался!

Наша четверка быстро порубала мечами забравшихся степняков — с одним я даже немного пофехтовал, было страшновато, но страх с лихвой перекрывало удивление от того, что фехтовать меня тоже успели научить неплохо, потому что на четвертом ударе мне удалось контратаковать, вонзив меч прямо в горло врага. Скрип металла по позвонкам передался моим рукам, и пришлось давить острый приступ тошноты.

Когда враги на стене кончились, Клим отобрал у замешкавшегося ополченца бердыш, смачно раскроил им грязную во всех смыслах бошку лезущего по лестнице степняка, и мы общими усилиями оттолкнули лестницу. Кризис так сказать временно миновал, но сам факт залезших на стену степняков мной был однозначно квалифицирован как «прецедент», то есть способное к воспроизводству явление.

— Горшки старого образца сюда! — велел я.

Щас будем жечь врага богомерзкого, ночью-то поди такое сразу все заметят, и получат удар по «морали». Пока Тимофей бегал за горшками — полста метров