Царевич Алексей: Золото Стеньки - Игорь Черемис

дойти до Казани. Рана у него была неопасной, хотя я тот ещё доктор — но с такими проблемами народ умудрялся разбираться и без пришельцев из будущего. Может, не всегда удачно, но тут уже как повезет. Ещё я мельком подумал о семьях этих несчастных, но у меня опять же не было никакого представления о том, что с ними делать — простую помощь они не оценят, да и впрок она им явно не пойдет.

Мы лишь переночевали у причалов небольшой крепости и наутро двинулись дальше. До обеда я был очень занят — прятался на баке, в здешнем месте для курения, рядом с двумя матросами, которые дымили очень гадким табаком, и изобретал паровой двигатель.

Мне казалось, что в этом устройстве нет ничего сложного. Берешь бак с водой, под ним разводишь огонь, нагреваешь до кипения, а затем получившийся пар будет двигать поршень туда-сюда, создавая вращательное движение. Схемы паровых двигателей, причем каких-то продвинутых, использующих все имеющиеся на конец двадцатого века достижений науки, имелись в школьных учебниках, так что я просто пытался вспомнить, что же именно там было нарисовано. Но получалось плохо.

Необходим был клапан, который направит пар в нужную сторону; этот клапан должен был перемещаться синхронно с поршнем, что добавляло сложности конструкции. Ещё надо было как-то передать движение поршня вращающемуся колесу — и мне представлялось, что именно это колесо и оказывается главным элементом двигателя, хотя я не забывал и о том, что все должно быть герметично, иначе утечка пара окажется недопустимой, и никто никуда не поплывет. Уже под самый конец, когда элементы паровика уложились в одну схему, я вспомнил, что необходим предохранительный клапан — иначе паровой котел в один прекрасный момент может разорвать от внутреннего давления. Схему этого клапана я тоже видел, но выяснилось, что никаких подробностей моя память не сохранила.

В общем, в какой-то момент я с сожалением сложил листы своих набросков, чтобы вернуться к ним после возвращения в Преображенский дворец, и с тоской уставился на Волгу. Именно в этот момент ко мне и подсел Трубецкой.

— Что, царевич, опять о народе задумался? И сколько душ тебе сегодня нужно?

— Я всегда о народе думаю, — серьезно ответил я. — Вот скажи, Юрий Петрович, почему Нащокин в Нижнем или Зиновьев в Чебоксарах так осторожничают? Что они пытаются высидеть в своих крепостях, пока разбойные людишки торговых людей гоняют? Неужели сложно посадить пару сотен стрельцов на струги и пустить дозором вдоль Волги, чтобы эти тати носа не могли высунуть из своей Ветлуги? Или я чего-то не понимаю?

Трубецкой помолчал, с сомнением посмотрел на голландцев, которые о чем-то переговаривались на своем языке, не обращая на нас внимания.

— Всё ты понимаешь, царевич, и это ты правильно понял. Нужно, нужно дозор по рекам отправлять, чтобы никакие воровские казаки и беглые тягловые людишки не могли свои козни строить. Сыск проводить не абы как, а как положено — тогда и сотню этот Зиновьев в лесу не потеряет, потому что точно будет знать, куда идти и кто его там ждет. Но он один на всё, ему и от разбойников отбиваться, и порядок в крепости поддерживать, и царские указы исполнять. Поэтому он и делит дела на важные и неважные. Ограбление купцов для него — неважное. А вот роспись по стрельцам — важное, потому что от царя исходит.

Теперь уже я взял паузу. В моем времени всяких министерств и ведомств было великое множество, и пусть многие мои сограждане не понимали, зачем их столько, но какие-то функции они всё же выполняли — милиция ловила преступников, армия воевала и готовилась воевать, а другие обеспечивали работу промышленности или школ с институтами. То есть это разделение обязанностей было оправданным, не зря же подобные структуры были во всех странах — видимо, именно её в итоге признали наиболее пригодной для обеспечения нужд государства.

На Руси сейчас действовала система приказов, которая никак не была регламентирована. Если Боярская дума во главе с царем считала, что некую проблему нужно решить, то под это направление назначался специальный боярин или дьяк, а ему в помощь создавался новый приказ. Конечно, в целом какие-то приказы уже существовали много лет — как, например, Дворцовый, Пушкарский или Стрелецкий, Посольский или Конюшенный. Были и территориальные приказы — они управляли Новгородской землей, приграничьем, а также нашим русским фронтиром, то есть Сибирью. Если необходимость в приказе исчезала, он просто закрывался — совсем недавно, к примеру, был создан и вскоре закрыт Лифляндский приказ, поскольку завоевать эту Лифляндию так и не удалось.

Насколько я помнил, Петр начал ломать систему приказов чуть ли не с первого дня, как получил достаточную власть. Вернее, поначалу он попытался подстроить существующие приказы для своих нужд, но быстро понял, что ничего не выйдет. Впрочем, окончательно разбираться с этим пережитком старины выпало Екатерине Второй — недаром эту императрицу прозвали Великой.

Я же пока Великим не был, я вообще никаким не был, так что влезать в работающую хоть как-то систему и не собирался — пока об этом не упомянул Трубецкой.

— Скорее всего, именно так и обстоит дело, Юрий Петрович, — сказал я. — Но ломать не строить, приказы хоть как-то обеспечивают работу в нужном направлении. Я бы внимательно присмотрелся к тому, как управление государством осуществляется в Европе — может, стоит что-то заимствовать оттуда. Но не всё, далеко не всё… всё у нас и не приживется.

— Хорошо, что ты это понимаешь, царевич, — вздохнул он. — Когда ты собираешься объявить о цели похода?

— У Камышинской крепости, — ответ у меня был наготове. — Раньше не стоит.

Трубецкой молча кивнул.

Сейчас о том, что мы идем грабить награбленное Разиным, знали всего несколько человек — я, князь, царь и Ордин-Нащокин. Были в курсе цели экспедиции Густав Дорманн и сотник Коптев, но он, кажется, даже своим коллегам, которых было уже двое, ничего не рассказывал. Что-то знали Бурлер и Стрейс. Ну а для всех остальных царевич просто совершал моцион по Волге, знакомился с царством, которое когда-нибудь будет вверено его заботам, и с народом, это царство населяющим. Большой флот со стрельцами удивления ни у кого не вызывал — у царевича и охрана должна быть соответствующая. Правда, Нащокин, у которых я забрал стрельцов и порох, наверное, подозревал, что