Код Гериона. Бессмертие без жизни - Людмила Брус

– С гаванским «Линдон Пауэр» никогда не имели дел ни Майрон, ни Герион, – заявила Вильгельмина. – Осколки родной корпорации интересуют Пророка лишь как источники материальных ресурсов: промышленных машин, роботов, накопителей энергии. А вашему новоявленному архонту этот филиал не нужен даже с точки зрения промышленного шпионажа. Как всякий умный, но одержимый человек, он играет по- крупному… Ему нужна вся Новая Гавана.

Мне показалось, что кислорода в воздухе салона стало вполовину меньше. В это ещё можно было бы поверить, будь Майрон импульсивен, жаден до власти и фанатичен, но именно такие люди никогда не займут в Арконе руководящего поста! Если Герион Линдон до сих пор обитает на «Сольвейг» и что-то замышляет против Марса, я скорее поверю, что Вильгельмина – это он и есть. То, что льётся нам в уши из динамиков – яд замедленного действия. И есть один лишь способ предотвратить интоксикацию – прервать поступление яда в нервную систему.

Я выключил передатчик, оборвал связь без лишних слов. В тишине салона слышалось тяжкое дыхание четырёх пар легких. Я чувствовал себя так, будто всё это время меня держали за непрошибаемой стеклянной стеной, по ту сторону которой избивали моего близкого друга.

– Больше никаких разговоров с ней. Это приказ. – собственный голос показался мне каким-то чужим.

– Что расскажешь Майрону?.. – спросил Вайолет, по привычке перебирая укороченные дреды.

– Скажу, что нас предупредили о возможной опасности на «Сольвейг», и постараюсь осторожно выяснить, что ему про это известно.

– То есть, запись нашего разговора ты ему не отправишь? – удивилась Катрина.

– Отправлю, Кэт. В своё время.

– По-твоему, это существо могло говорить правду? – нахмурился Рахманов-младший.

– Выводы делать рано. С данной минуты каждому придется обдумывать каждое слово. Доверять придётся только себе и друг другу. Видишь ли, Олег, мне и раньше казалось, что Майрон знает больше, чем говорит.

– Так ты ей веришь?

– Я верю, что дыма без огня не бывает. А сейчас предлагаю всё-таки отправиться спать.

9 января 2189

Монитор в маленьком салоне «Апсары» включен в режиме иллюминатора: он показывает космос снаружи так, как если бы действительно был прозрачным окном. Так чувствуешь себя капитаном старинного парусника, замершим на мостике в ожидании швартовки. Если я сведу большой и указательный пальцы в кольцо, Луна впишется в него идеально. А дальше мерцает голубое пятнышко – Земля.

С того дня, как Вильгельмина заговорила с нами, Вайолет стал непривычно молчалив, большую часть времени он разрисовывал хитроумной кельтской вязью свою «территорию» на внутренней обшивке корабля, развлекался с гигаминксом или погружал себя в состояние, внешне похожее на сон. Но наблюдая, как двигались под веками его зрачки, я догадывался, что на самом деле модификант не спит, а копается в файлах, загруженных на его имплантах, что-то просматривает и перебирает, словно средневековый феодал, оценивающий богатство своего арсенала.

Он заявил, что имеет набор достаточно мощных вирусов для того, чтобы не-жизнь на «Сольвейг» замерла навсегда, какое бы имя она ни носила. Были у него и программы-«ловушки», предназначенные для защиты от чужеродных вирусов и копирующие код избранной программы.

Катрину, отправленную спать вместо хакера, мы разбудили несколько часов тому назад. Едва выйдя из анабиоза, она заявила что садиться на Луне при таких обстоятельствах – это всё равно, что лететь в жерло извергающегося вулкана, и если мы не изменим курс и не отправимся к Земле, то погибнем. Я отчитал её за трусость и напомнил про «Фермион-2», чей экипаж – мой экипаж – до сих пор надеется приступить к выполнению миссии. К тому же, пока сохраняется малейшая возможность того, что сказанное Вильгельминой – правда, под угрозой и мы, и всё население Марса.

Лично я не трепетал перед тем, с чем мог столкнуться на «Сольвейг», будь то вредоносный искусственный интеллект или какие-нибудь пришельцы из старого кино. Напротив, постоянное напряжение последних недель ослабило хватку, и я уже не сомневался: стоит моим ботинкам коснуться лунного грунта, как хандра испарится, и я вновь стану предельно собранным и здравомыслящим. Мне предстояло развеять туман над самыми мрачными вопросами последних лет; близость к разгадке обостряла чувства и бодрила тело.

Нервозность Кэт понять можно: ей придётся остаться на орбите, пока я, Олег и Вайолет будем исследовать базу. В дни, отведённые на подготовку к полёту, я научил её основам навигации. Сейчас мы всё это повторили, и сестра сможет прийти нам на помощь в случае крупной неприятности. При необходимости она сможет даже посадить «Апсару»: достаточно ввести нужные координаты, и автопилот всё сделает сам – в отсутствие бурь, которых на Луне не может быть в принципе, и, конечно же, серьёзных повреждений.

Но вот картина космоса на мониторе сменилась изображениями незнакомых волн. «Обнаружен электромагнитный сигнал. Анализировать?» – запрашивает компьютер.

Что же там у нас? Неужто новый эпизод грехопадения на «Фермионе»?

– Подтвеждаю!

«Сигнал зашифрован. Приступить к расшифровке»? – вновь спрашивает компьютер.

– Подтверждаю…

Раньше наши зонды таких сигналов с Луны не получали. Четверть часа спустя анализ показал, что сигналов на самом деле множество и предназначаются они, скорее всего, не не нам: это похоже на язык, которым головной компьютер промышленного объекта отдаёт команды беспилотным машинам.

– Я смотрю, жизнь на «Сольвейг» просто кипит, – заметил Вайолет, тихо выплыв из-за спины. Передвигаться по кораблю он предпочитал без магнитной обуви. – Хотел бы я посмотреть, что там делается… Неужто строят флот для захвата Марса?

– Ты мог бы так не шутить? – огрызнулась Кэт.

– Не вопрос. Я б вообще Землю поработил: она побогаче…

Первым исследовать территорию «Сольвейг» с «Апсары» отправляется десмодус-разведчик. Его крылья при необходимости складываются, как у настоящей летучей мыши, что помогает нашему помощнику «просачиваться» в самые узкие отверстия. Через нейроинтерфейс шлема им управляю я – это почти то же самое, что лететь на место самому, только куда безопасней и не требует расходов воздуха. От падения к лунной поверхности у меня слегка кружится голова, ведь до сих пор наш куда более быстрый полёт на «Апсаре» воспринимался как медленное плавание по звёздному океану. Всё более детально на блёкло-серой поверхности проступает причудливый рельеф: гряды скал, впадины, мелкие кратеры.

От гигантского пятна кратера Тихо расходятся во все стороны длинные радиальные трещины – хорошо же здесь когда-то жахнуло… Видимость идеальна: ведь здесь не бывает ни тумана (который наконец-то стал появляться у нас), ни пыльных ветров. Размеры этой гигантской чаши захватывают дух так же, как и вид нашего «родного» Олимпа. Глубина его – три с половиной километра, а в поперечнике он занимает все восемьдесят. На краю чаши, с северо-запада, ощетинилась зеркальной чешуёй солнечных батарей база «Сольвейг». Замечаю, что два зеркала сильно повреждены – скорее всего, ударами мелких метеоритов: даже удивительно, что урон так мал, помня об отсутствии атмосферы, в которой метеориты могли бы сгорать. Но более крупные тела в данном секторе, похоже, не падали: промышленные корпуса целы.

Во время «моего» полёта над базой я не просто ощущаю движение. Мозг дорисовывает «ветер в лицо», хотя никто из нас толком не знает, что это такое (если, конечно, не считать настоящим ветром воздушные потоки в аэродинамическом транспорте и системе вентиляции). Так человек замирает от резкого «тссс!», которое мозг моментально ассоциирует со змеёй. И плевать, что наших садовых змей никто не боится.

На склонах кратера – по сути, гигантского натурального карьера – ползают, словно и не было никакого Блэкаута, несколько «медведок» – автономных машин для бурения грунта и извлечения минералов. У них не зря такое название: настоящая медведка – лучший копатель в мире насекомых. Панцири роботов светлые, почти белые, и с высоты кажется, что это двигаются куски скал. Вал кратера на этом участке разобран, что само по себе – огромная работа, и к самому краю чаши подходят магнитные рельсы,