Золото и пепел. Хроники города номер Три - Соколова Мария

моих, и я растворяюсь в этом вихре. Это не просто поцелуй – это ураган, цунами, взрыв невероятной силы, сметающий всё на своем пути. Она прижимается ко мне всем телом, обжигая своей близостью, и я, не сдержавшись, поднимаю её, крепко обнимая за талию. Вкус персикового ликёра смешивается с её дыханием, и я жадно вдыхаю его, как воздух. Пальцы впиваются в мои волосы, тянут почти до боли, и я задыхаюсь от нахлынувшего желания.

Но вдруг она резко отстраняется и, лукаво улыбаясь, смотрит на меня:

— А за ещё один такой поцелуй? — говорит она, выводя узоры на моей груди острыми ноготками. — Споёшь, Кайл? Всего один разочек, прошу.

Усмехаюсь, всё ещё чувствуя на губах вкус поцелуя и бережно держа Лину в своих руках.

— Предположим, я соглашусь на эту сомнительную авантюру. Но как я буду петь, не зная слов? Телевизора у меня дома нет, а радио давно продал – устал от бесконечного потока новостей.

— Слова на экране, глупый, — смеётся она, указывая на несколько проекций в разных частях зала. — В караоке всё просто – читай, когда слово подсвечивается, и всё получится. И ты не один будешь. Мы вместе, вдвоём. Ну же, пожалуйста-пожалуйста, чего тебе это стоит?

— Ты ведь не оставишь меня в покое, правда? Ладно уж, шантажистка, — ворчу я, сдаваясь. — Спою, но с условием, что в караоке мы больше ни ногой. И выбирай что угодно на своё усмотрение, мне всё равно. Результат в любом случае предрешён: уши людей свернутся в трубочки, и это останется на твоей совести. Надеюсь, ты осознаёшь, как тебе будет неловко сюда возвращаться? Мне-то вряд ли снова “посчастливится” увидеть эти кислые хм… лица, где-то ещё.

Она торжествующе взвизгивает и тут же, не давая опомниться, тащит меня за руку к сцене. Да какого чёрта?! Я думал, мы будем петь, как нормальные люди, устроившись на диване, а не лезть сюда, как клоуны! Но Лина уже лихорадочно перебирает песни в каталоге и с радостным недоверием бросает на меня взгляды, видимо опасаясь, что я сбегу.

Прожекторы безжалостно режут глаза, толпа выжидательно смотрит, и я чувствую себя конченым идиотом, будто отправился в шахту без оружия. И вдруг раздаются первые аккорды гитары, и к моему величайшему изумлению я узнаю старую, брутальную рок-балладу. В академии её и ещё десяток песен крутили на повторе каждую тренировку. Этот мотив въелся в память так же глубоко, как шрамы на моём теле, и я чуть расслабляюсь. Лина, полная энтузиазма, вступает первой и легонько толкает меня локтем, указывая глазами на экран с текстом.

Мысленно матерюсь и, ощущая себя последним дебилом, с огромной неохотой присоединяюсь. Мой голос звучит хрипло и неуверенно, и я даю себе клятву, что больше никогда, ни при каких обстоятельствах, не буду петь. Никогда, Лина, и это не обсуждается! Это твой триумф, но меня больше в караоке не заманишь! Но мелодия набирает обороты, гитары ревут, ее голос переплетается с моим, и я пою, чувствуя, как алкоголь и тепло ее ладони в моей руке постепенно растворяют напряжение. А давно забытые, погребенные где-то глубоко внутри, слова сами собой всплывают в памяти.

Финальные аккорды обрушиваются, словно раскаты грома, и зал взрывается. Свист, аплодисменты, восторженные крики – толпа реагирует так, как будто мы не пели, а тварь с -9 уровня при них разрубили. Я стою, тяжело дыша, абсолютно сбитый с толку. Лина подходит ко мне и, прищурившись, качает головой.

— А говорил, не умеешь петь! Какой же ты обманщик, Кайл! — смеётся она, а затем целует. Прямо здесь, на сцене, в свете софитов, на глазах у этой обезумевшей толпы.

Я подхватываю её на руки, прижимая к себе, и всё вокруг исчезает, теряет смысл: элита, трущобы, монстры, шахты, Брайан, Рихард, турнир, восстание. Больше ничего не существует – лишь она, её прерывистое дыхание, её сердце, бьющееся в такт с моим, и эти бирюзовые глаза, в которых я тону, как в омуте, и не хочу спасения.

Лина – моя, и я никому её не отдам, никогда.

Глава 12. Лина.

Серебряный небоскрёб сияет в лучах жаркого летнего солнца. Зеркальные грани дробят свет на тысячи искр, отправляя отряды солнечных зайчиков на сотни метров вокруг. Я сижу у панорамного окна в ресторане, лениво помешивая соломинкой коктейль с мятой и лаймом и наблюдая, как на узкой полоске элитного района, между небоскребом и морем, кипит жизнь: по улицам куда-то спешат крошечные фигурки людей, блестят яркие вывески магазинов, а на горизонте переливается золотом чья-то огромная яхта. Аромат свежей выпечки и жареного мяса витает в воздухе, приятно дополняя приглушенный гул разговоров за соседними столиками.

В который раз смотрю на настенные часы, ожидая Вивьен, мою университетскую подругу, с которой мы не виделись больше года. Сегодня она внезапно позвонила с утра, сообщив, что прилетает из столицы в город номер Три, и сразу же назначила мне встречу в нашем любимом уютном ресторанчике в два часа дня.

Уже представляю, как совсем скоро она забежит сюда: ослепляющая, подобно сверхновой звезде, полная неукротимой энергии, с кучей крышесносных историй, безумных планов и идей. Но время тянется мучительно медленно, а этот момент все никак не наступает. И зачем я пришла сюда так рано? С другой стороны, а что мне еще делать в свободные полтора часа после работы?

Два месяца… Целых два месяца пролетело с того дня в кинотеатре, когда Кайл впервые поцеловал меня. Но каждый раз как в первый, я таю от тепла его губ и растворяюсь в его руках, словно сахар в горячем чае. Чёрт, как же он классно целуется! Стоит закрыть глаза, и я буквально переношусь в эти мгновения: сильные пальцы скользят по моей спине, горячее дыхание опаляет мою кожу за секунду до поцелуя, пепельные пряди волос щекочут моё лицо, и мир вокруг исчезает, оставляя нас вдвоем.

Я делаю глоток, снова бросая взгляд на часы. И чтобы хоть как-то скоротать время, решаю перенести переполняющие меня чувства и эмоции на бумагу. Потратив без малого десять минут, всё же нахожу ежедневник и ручку в недрах моей бездонной сумки. Замираю в нерешительности, обдумывая, с чего бы начать, и пытаясь собрать мысли в единое целое. Наконец, открываю чистую страницу и, аккуратно выводя каждую букву, начинаю писать: