Фантастика 2025-51 - Антон Лагутин

понял без лишних слов. Закрыл глаза и громко замычал, вскинув перед собой руки. Детские ладони почти прижались друг друга, оставив между собой небольшую полоску пустоты, в которой заплясали его пальцы. Казалось, что он играет с чем-то невидимым моему глазу. Словно щупает игрушки, а затем отбрасывает их, чтобы прикоснуться пальцами к новой. Когда его лицо от напряжения стало походить на жертву удушения, он вдруг выдохнул, медленно похрипывая. А когда хрип перерос в нечто жуткое, ноги паренька подкосились, но стоящая передо мной женщина успела схватить его за робу, не дав рухнуть наземь.

— Твоя армия свободна! — рявкнула она. — А теперь скажи мне, где мой отце?

Глава 27

Сугар оказалась такой же, как и Роже; женщина с узким разрезом глаз умела лечить.

Редкие слёзы текли по исписанными шрамами щекам, срывались с подбородка и разбивались о бледные рубцы на загорелых ладонях, кружащих в диком танце над грудь лежащего на земле мальчугана.

Когда-то она хотела избавиться от своих рук. Когда Сугар осознала своё предназначение в кровавом городе, первым её желанием было — лишиться дара. Избавиться от рук — и больше она никогда не увидит мучения отца, подвешенного на пульсирующих сосудах на высоте девятого этажа.

На окраине города ей удалось раздобыть камень, напоминающий своей грубой формой лезвие топора. Ночью, когда особым рабам даровали сон, Сугар достала камень и нанесла первый удар. Она рассказала мне, что такой боли не испытывала никогда. Но то была физическая боль, и её можно стерпеть, в отличии от той, которую ей приходилось носить с собой в груди каждый день, поднимая глаза на отца и своим даром вынуждая того проснуться и вновь отдать все силы на создание ужасного города, построенного в муках тысячи загубленных душ.

Она ударила камнем второй раз.

Тогда еще Сугар была маленькой девочкой, как сейчас Роже. И она била камнем с закрытыми глазами. Ей не хотелось видеть изуродованную ладонь. Она не хотела видеть переломанные кости и содранную плоть. Вид льющейся крови из ужасной раны мог повергнуть в шок, напугать, а ведь ей еще бить и бить. Мучать себя и мучать.

Прикрыв глаза и прикусив губу она ударила снова.

Боль была невыносима. Прокушенная губа казалась лёгким ожогом, а кровь на языке — сладостным соком. Переломанная ладонь мокла в крови, и она это прекрасно ощущала. Надо было бить чаще, сказала она, наверно тогда, я бы сумела её отрубить.

Захлёбываясь рёвом и сочащейся из губ кровью, она ударила вновь. Терпеть боль больше не было сил, глаза распахнулись в надежде увидеть окровавленную культю. Камень выпал из обессиленной ладони, и в тот миг она на своём опыте поняла смысл фразы: дар станет проклятьем.

Ладонь Сугар была на месте, все раны затянулись, оставив на коже множество бледных шрамов, каждый из которых стал напоминанием о нестерпимой боли, которую может причинить себе человек, но даже и её не хватит, чтобы заглушить безжалостный порыв пламени, сжигающий тебя изнутри каждый раз, когда она видела отца.

К моему удивлению, весть о смерти Хагана немного успокоила её. Глаза быстро намокли, ладони сжались в кулаки, и казалось, что она готова уничтожить весь мир одним взглядом. Крепко стиснутые губы вдруг растянулись в улыбку, и от серой хмурости, лишавшей лицо Сугар всякой женственности, ни осталось и следа.

Отец больше не будет изнывать и бредить под палящем солнцем.

Каждое утро просыпаясь от кошмара, он не будет погружаться в новый, куда мучительный ужас. И я больше не буду той, что дарует ему ежедневные муки, сказала Сугар, рисуя круги над грудью мальчугана. Мой дар обернулся проклятьем.

Отягощённое шрамами лицо выдавило улыбку шире, когда я рассказал Сугар как погиб её отец. Наверное, каждый бы на её месте радовался именно так. Молча, со слезами на глазах, и только нервное подёргивание мышц под кожей лица передавало её смирение и счастье. Отец погиб в бою. Он не погиб жалким рабом.

Хагану удалось отомстить за свои муки. Мечта каждого раба сбылась в лице сурового монгола, сумевшего одни ударом обрубить все путы, приковавшие его к этому проклятому городу.

Я боялся, что она не поверит мне. Примет весть о смерти отца как очередную жестокость в лице кровокожа, но как оказалось, её имя почти ни разу не произносилось на этой земле. Я был первым кровокожем, из уст которого она услышала своё имя. И только произнесённое Хаганом имя своей дочери спасло нас от смертельной битвы. Но людская кровь успела пролиться наземь и ничто не спасёт нас от гнева Ансгара, обрушившегося на меня, как только угроза быть истреблённым армией кровокожих исчезла.

Ансгара трясло от злости. Он подбежал ко мне и обрушился с призывом наказать виновных. Оружие он не убирал, булава угрожающе тряслась в воздухе, готовая обрушиться на голову сидящей над мальчуганом Сугар.

— Она чуть всех нас не убила! — ревел юный правитель. — Она убила моих людей!

— Она защищала себя, Ансгар! — взревел я на него и схватил его руку с зажатой булавой. — Успокойся! Так бывает. Ты ни в чем не виноват!

— Инга! — рявкнул он, брызнув слюной. — Мои люди погибли!

Сугар делала вид, что ничего не слышит, водила круги и нашёптывала неразборчивую молитву. Можно был позавидовать её спокойствие, но лишь представив сколько пришлось ей пережить, становилось очевидно, что причиной её непоколебимости служил притуплённый страх. Ансгар сотрясал воздух, опасности он не представлял. Она это слышала так же хорошо, как я видел.

Та неприкрытая юность и наивность давно слезли с лица Ансгара, оставив после себя глубокие тени и уродливые шрамы, оставившие неизгладимые рубцы и на его ранимой душе, поддавшейся агрессии и позволившей неокрепшему разуму отправиться в пучину безумия, путь к которой указал ему я.

— Успокойся! — крикнул я, ловя его обезумевший взгляд. — Ансгар, она — дочь Хагана…

— Да мне плевать, чья она дочь! Здесь всё… всё пытается убить нас! Дочь, сын, отец! Кровокожи!

Взгляд парня упал на моё лицо с неприкрытым подозрением. Он облизнул губы, стирая выступивший на коже пот. Он бредил, и медленно сходил с ума, и я ничем не мог ему помочь. Я был вынужден отпихнуть его от себя. Мне пришлось дать ему понять, где еще теплиться сила, которой вполне хватит, чтобы от его отряда ни осталось и следа.

— Ты не доверяешь мне⁈ — спросил я, когда он отпрянул от