Наследник чародея. Часть 4. Школьная осень - Сергей Борисович Рюмин

не всегда дружили с головой, особенно под хмельком. Кабан неплохо играл в футбол, даже выступал за юношеский «Химик», но подсел на стакан, распрощался со спортом и едва не вылетел из школы.

Шрезер отсоединял провода от усилителей, колонок, собирал магнитофоны. Мишка тут же присоединился к нему.

Щеглов наклонился ко мне и шепнул:

— Степаныч-то через окно домой пошел! Прикинь? Вылез из окна кабинета на улицу, чтоб не палиться и бегом на остановку!

— Не свисти! — скептически отмахнулся Андрей. — Чтоб директор да из окна…

— Зуб даю! — обиделся Щеглов.

— Тебе его и так удалят, и не один, когда Карабулак узнает, на что ты его сподвиг, — добавил Николай. — Нахрена ты ему сказал, что его Марина Ивановна любит?

Севка обиженно замолчал, а я засмеялся. Женщины у Максима Ивановича стояли на втором месте вместе с книгами после водки. Гусар даже в учительской среде остается гусаром.

На улице уже стемнело, хотя и было всего 6 вечера. Первым, конечно, проводили домой Андрея.

— Кисловатая дискотека получилась, — заметил он, остановившись у своего подъезда.

— Зато занятия отменили, — Мишка довольно потянулся. — Выспимся во всех позах!

— Завтра пойдем в клуб? На дискотеку.

— А во сколько она? — спросил я. На завтра у меня были запланированы секция и визит к Альбине.

— В семь вечера, — ответил за Андрея Мишка.

— Может и успею, — я пожал плечами. — Секция у меня…

Дальше мы пошли вдвоем. Стало ощутимо холоднее. Стал накрапывать неприятный мелкий дождик. Мы прибавили ходу.

— Смотри! — Мишка показал рукой.

— Что?

— Вон!

На лавочке прямо рядом с Мишкиным домом, только у другого подъезда на спине, сложив руки на груди, как покойник, лежал человек со шляпой на лице.

— Помер кто-то, — мрачно пошутил Мишка.

— Нет, — я отрицательно мотнул головой, — не помер. Живой!

Я успел взглянуть магическим зрением. Аура у спящего светилась всеми цветами радуги — от желтого до темно-фиолетового. Я такую еще ни разу не видел.

Мы подошли поближе. Лежащий дёрнулся, всхрапнул. Мишка хохотнул.

— Ты чего?

— Глянь!

Он вытянул руку, показывая на спящего. Рядом с головой, на земле, аккуратно стоял знакомый большой желтый портфель.

— Карабулак!

— Ага! — Мишка заразительно засмеялся. — Устал, бедняга. До остановки не дошел, прилёг поспать.

— Ни что в этом мире не ново, — глубокомысленно заметил я, отсмеявшись. — Помнишь?

— А то! — отозвался Мишка. — В прошлом году так же отдыхал, только чуть подальше. А теперь вот даже до остановки не дошел, сил не хватило. Стареет Максим Иванович!

Я тоже улыбнулся, но потом нахмурился:

— Простудится, замерзнет. Заболеет ведь…

— А что ты предлагаешь? — Мишка пожал плечами. — Домой его нести? Меня мать вместе с ним и выгонит. Тебе тоже не вариант его тащить. В сарай, если только… Так он и там не согреется.

У меня мелькнула идея.

— Сейчас, сейчас! Устроим ему маленькую подлянку.

Я положил учителю руку на грудь, замер, разгоняя «живую» силу по организму, потом мощным потоком влил её прямо в грудь Максима Ивановича и отошел, наблюдая магическим зрением за результатом.

Карабулак закашлялся, резко сел, спустил ноги на землю, огляделся вокруг ошалевшим взглядом, остановив его на мне и спросил:

— Где я?

— В Химике, Максим Иванович! — ответил я. — На лавочке отдыхаете после неумеренного злоупотребления спиртными напитками в честь своего профессионального праздника.

Рядом Мишка издал нечто вроде трубного звука — едва сдерживал смех.

— А времени сколько? — спросил Карабулак. Он всё еще никак не мог сориентироваться в пространстве и времени.

— Часов семь, Максим Иванович! — пожал плечами Мишка. Я сделал шаг вправо и сбоку запустил в учителя «айболит». Алкоголь же можно рассматривать как яд, стало быть исцеление тут как никогда кстати.

— Дай сигарету! — через минуту потребовал Максим Иванович у Мишки. — И спички!

Они вдвоём закурили. Мишка сел рядом на скамейку. Максим Иванович нагнулся, подобрал упавшую шляпу.

— Вроде выпили немало, — пробормотал Карабулак. — А всё равно, как будто и не пил вообще. Как огурчик. Ни в одном глазу. Даже непонятно!

Он посмотрел на Мишку.

— Проспались на свежем воздухе, Максим Иванович, — пожал плечами Мишка.

— Наверное, — кивнул головой учитель. — Ладно, ребята. Я пойду на автобус. Счастливо оставаться!

Он ушел. Я сел рядом с Мишкой.

— Доставай, чего сидишь?

Мишка вытащил из сумки фляжку, поболтал, улыбнулся. Открутил пробку, сделал пару глотков, протянул мне. Я допил оставшееся вино, вернул фляжку.

— Быстро ты его протрезвил? — сказал Мишка. — Значит, ты и алкоголь выводить из организма можешь?

— Скорее, протрезвлять, — ответил я. — Нет предела совершенству.

— М-да, потанцевали сегодня.

— Ну, по крайней мере, развлеклись, — улыбнулся я, хотя подумал, что вместо этой дискотеки я лучше бы с альбинкиным директором пообщался. Если б знал.

Глава 26

Глава 26.

Двойное дно

Денису не давали покоя слова Антона насчет закрытой двери и квартирантов. За день до того, как он привез Антона к Борису Михайловичу, Устинов заезжал к ним и договаривался о встрече. Борис Михайлович и Лидия Ивановна встретили его не в пример радушнее, чем на следующий день Антона.

Да и вообще, он хорошо помнил Бориса Михайловича Рогожкина, полковника в отставке. Приходил пенсионер к ним в Управление, беседовал с молодыми сотрудниками, передавая свой богатый опыт. Даже занятия с ними своеобразные проводил. И вёл он себя совершенно не так. На этот раз их с Антоном встретил совершенно другой человек с непонятным отчуждением, даже суровостью какой-то. И спасибо от него прозвучало как-то несуразно, равнодушно. Как за переданный билет в автобусе. А ведь ему пацан жизнь спас. Лидия Ивановна тоже вела себя насквозь негостеприимно. За день до этого его не выпускали из квартиры, пока он не пообедал вместе с ними. А сейчас хорошо, хоть чай налили.

Да и закрытая комната не давала ему покоя. Ничего в этой комнате особенного не было. И никаким квартирантам день назад супруги Рогожкины её не сдавали! В этом он был уверен на все сто процентов!

— Пойдем покурим, — предложил он соседу по кабинету.

— Холодно, блин! — взвился было Ершов, но увидев взгляд напарника стал послушно надевать куртку.

В курилку