Месть человеческая – Том I. - Алексей Фокович Фоков

Чуть ниже в абзаце с сопроводительной информацией, перед тиражом:

«Разработано и отпечатано,

полиграфическим отделом Компании Веллер-Спорт.

Планета Троон, Троонсвиль»;

Я почувствовал себя идиотом, рабство не таилось, не пряталась по дальним фермам и шахтам на астероидах, оно просто не называло себя рабством.

— Вы много раз видели работающих клонов, но не задумывались, что они работают из-под палки. Обязательный контракт заключается на пять лет, и это время с клонами хозяин волен поступать как угодно, лишь бы наладить работу, потом они получают социализацию и могут устроиться в обществе, но до этого «клоны» и «рабы» — однокоренные слова. Правда, и потом случается, что их наказывают, у Вас служили клоны в прислуге? — спросил меня Кланычь.

— Нет, конечно, только простолюдины, Дед не доверял клонам. И вы прекрасно знаете, что в Клане бить прислугу сторожащее запрещено, вплоть до пожизненного запрета на обслуживающий персонал! — меня возмутили подозрения нашей ветви во всём этом.

— Вот и плохо, что Великие оказались гордыми и неумными. Совет и Кланы не побрезговали ими, а мы… — у него задвигались желваки, будто он перетирал зубами неприятные воспоминания.

— А мы оказались дураками. Враги на флот мобилизовали клонов, а Армия почти целиком из этих созданий. И мы проиграли по своей глупости и предательству Грейсвойда! Нельзя воевать чистоплюем, сам сдохнешь и своих погубишь. — Серый впервые за наше знакомство ударился в эмоции.

Оказывается, он не такой сухарь, как о себе думает.

— Вы говорите ерунду. Чтобы ни думали о себе мещане, но они малопригодны для войны. Все прекрасно знают, что наша кровь улучшает реакцию и соединимость с боевыми системами. Так устроена жизнь. Что простолюдины неспособны нам противостоять, это аксиома, не нуждающаяся в объяснении, — я с некоторым удивлением озвучил азбучные истины — Мы защищаем плебеев, Клонов не стоит даже обсуждать, они бесполезны. Мы Клановичи платим налог кровью.

Медленным, осознанным движением, Серый встал с пуфика, снимая очки и пряча в нагрудный карман.

Лицо перекошено злобой.

— Где твоя плата кровью, О Благородный? Всю Гражданскую на Ультимо Туле отсиживался!

Страшное оскорбление!

Вскакиваю.

Замахиваюсь на пощёчину.

С трудом удерживаю руку, не отхлестав обидчика.

— Не сдерживаайтесь Благородный Грей. Постаавте на место зарваавшегося Расклааненного. Это же таак блаагородно. Я за Греев кровь проливаал, глааз лишился, пока ты по лаагерям прятаался. А ты придумаал способ как всё назаад вернуть и боишься, ходишь кругами да около, и наашим и ваашим, клонов жаалеешь, а Греев ты пожаалел? Наас горсточкаа остаалось! Клоны не люди, мы тебе их сотни нааберём, только эксперментируей. А ты каак девочкаа ломааешся! Нет уж, Грей! Выбирай либо ты с наами и тогда делай бойцов Клаану, или ваали под хвост Совету.

Серый прооравшись сел, нацепляя на нос очки и маску бесстрастия.

Повисла молчание.

— Твои глаза – имплантаты? — так и думал, что с ними не всё в порядке.

— На Бетельгейзе, попал под обстрел. Осколок срезал лицо целиком вместе с носом, глазами, челюстью. В госпитале всех богов молил сдохнуть, но мне повезло, посудина с ранеными ушла к Соседям, нас как раз тогда разгромили, мне там и глаза сделали и лицо, и очки дали, без которых я не смогу долго обходиться.

Говорить не о чем, да и не хотелось говорить.

Мы так и сидели в тягостном молчании, пока не появились три девчонки.

Служанки вымыты и вполне довольные судьбой.

Волосы скручены в полотенца, как в тюрбан, кажется, мерчандайзер не дала им высохнуть, чтобы не искушать ожиданием клиентов, целомудрие девичьих тел от нескромных взглядов оберегали, махровые полотенца, почти простыни, в которые они кутались, идя по коридорам мола.

— Давайте комплект обычной повседневной одежды и комплект для улицы, вернее для панели, ну и, разумеется, бельё и обувь. — я обозначил заказ.

— Желание посетителя для нас закон, — поклонилась консультант, забрав полотенца, юркнула в дверь торгового зала.

Мы молчали, не желая говорить.

Девчонки переминались с ноги на ногу, не зная, как себя вести голыми наедине с хозяевами. Кажется, в их очаровательных головках зародилось подозрение, что мы недовольны тратами на них, конечно, это не так, деньги неизмеримо далеки от нашего спора, и девчонкам не понять, кто из нас больше потерял в Гражданской Войне, мы точно не станем перед ними мерятся шрамами ни телесными, ни духовными.

Одна из девушек с родинкой над губой, первая решилась разбить тягостное молчание.

Улыбнувшись, подошла ко мне, плавным движением опустилась на колени.

— Господин, Вы так щедры, прекрасная еда, дорогая одежда, позвольте мне доставить Вам удовольствие, — её пальчики пытались расстегнуть ремень брюк.

Я не в духе, просто убрал её руки и похлопал по соседнему пуфику. Она села, закусив губу и слегка надувшись, все женщины считают себя неотразимыми, стоит только раздеться, в другое время я бы… но не сейчас.

Вместо этого просто обнял и прижал к себе, она положила голову на моё плечо и затихла как мышонок, при виде кошки.

Вторая служанка тоже не стала разыгрывать из себя недотрогу и даже не стала становиться на колени, а сразу села на пуфик, слева от посланника, взяла его ладонь и положила на лобок, на волосы, прижав обоими своими.

В этом жесте нет похоти и сладострастия, совсем нет.

Конфуций бездну лет назад сказал мудрую мысль:

«миром правят символы и знаки.»;

Что поделать, я люблю философов древней Земли, осколки классического образования, у меня победители забрали всё, не смогли забрать гимназию и институт, никакая власть не способна забрать суть человека, если он не согласен стать быдлом.

Мужская ладонь на девичьем естестве, знак смирения, и символ подчинения…

В этом трогательном, полудетском жесте, наивная надежда, и робкая