Сделай что сможешь. Развивая успех - Андрей Васильевич Лео

туда дня три тащиться. Но в ближайшее время я поехать не смогу, а потом начнётся распутица, и дорога займёт уже четверо суток только в одну сторону. Опять же, сколько в Питкяранте с делами разбираться придётся, одному богу ведомо. То есть минимум полмесяца у меня эта поездка отнимет. Вот чёрт!

Так, а если поступить проще: пусть завод и рудники до лета работают в своём обычном режиме, а как очистится Ладога ото льдов, я в Питкяранту на пароходе прибуду. А что, вполне приемлемый вариант. Однако лучше будет обсудить это всё с купцом-владельцем.

Сделка купли-продажи медного завода прошла буднично. Купец Ефрианд (а точнее, Йофриауд (Joffriaud)) оказался крепким, коренастым мужиком, неплохо говорящим по-русски, хотя и с заметным акцентом. Продать завод он решил из-за отсутствия средств на развитие, да и не знал он, что дальше делать. Работа «по-старому» особого дохода не приносила, а «по-новому» — это ж надо инженеров нанимать и всё перестраивать.

Договорились мы с ним о процедуре передачи завода поздней весной, а пока он наймёт рабочих и запустит добычу руды вновь (она месяц назад была приостановлена из-за нехватки средств на зарплату). В общем, подъеду я на завод, как лёд на Ладоге сойдёт, и всё досконально изучу, а после уж думать буду, что мне с новым приобретением делать.

25Реальная история, присланная читателем Forestdog (прим. автора).

26В нашей реальной истории Путилов за весну построил малую доменную печь для выплавки зеркального чугуна, образцы которого были выставлены на Всероссийской мануфактурной выставке в 1870 г.

Глава 12

В субботу, перед обедом, мы весёлой компанией прошлись по кафешкам на Невском. Мы — это я с Машулей, Вяземский со Светланой и Никола. Как обычно, наелись сладостей, напились кто чая, кто кофе. Затем заглянули в любимые кондитерские магазины в поисках новых произведений кулинарного искусства, а после, довольные проведённым временем, отправились домой к графу Ростовцеву.

Ввалились в квартиру гурьбой, с шутками и смехом, и неожиданно окунулись в атмосферу весьма непростых переговоров — к нам пожаловали родственники Машки и Мишки, а точнее, их родная тётя со своими детьми. Разумеется, до нашего прихода Софья Марковна и Ростовцев уже провели с ней предварительную беседу, и, как я понял, впечатление о себе тётя оставила положительное. Софа, встретившая нас в коридоре, сразу на это намекнула и попросила Николу, Вяземского и Светлану посидеть пока в комнате девушек, а вот Машу она повела на разговор.

Я решил последовать за ними. Ну а что, я ведь тоже являюсь членом будущей графской семьи и хочу услышать, что «названой» сестрёнке тётка скажет, тем более конкретно мне Софа уйти не предлагала.

В гостиной кроме графа Ростовцева сидела привлекательная женщина лет сорока — сорока пяти (очень, знаете ли, симпатичная тётушка), а рядом с ней — два паренька, и один из них — знакомый мне Константин Вырубов, двоюродный брат Маши, с которым довелось пообщаться на последнем детском балу. Теперь понятно, от кого информация о сестрёнке к родственничкам просочилась.

Тётя при появлении племянницы встала, её дети поднялись вслед за ней, и все они замерли, напряжённо рассматривая Машулю, а она, увидев нежданных гостей, остановилась сделав всего два шага в гостинную и через пару секунд полувопросительно произнесла:

— Валентина Григорьевна?

На что тётя, резко выдохнув, сделала несколько быстрых шагов навстречу Маше, обхватила её лицо руками и зашептала:

— Деточка, бедная… Как же такое случилось-то?

Сестрёнка сначала стояла опустив руки и ни на что не реагировала, но потом обняла тётю и, уткнувшись ей в грудь, заплакала. Минуты не прошло, как плач перешёл в рыдания. Валентина Григорьевна продолжала ещё что-то шептать и гладить Машулю по голове и при этом по лицу её тоже текли слёзы, но рыдания ей остановить не удавалось.

Ох, блин, прорвало сестрёнку. До этого она всех родственников отца врагами считала, а сейчас, получается, признала тётю. Блин, а мне и не утешить её; стою, как дурак, и не знаю, что делать.

В такой неловкой ситуации первой сориентировалась Софа: чтобы дать тёте с племянницей пообщаться наедине, попросила меня отвести Машиных двоюродных братьев к себе в комнату и занять их беседой, что я и сделал. Уже там я познакомился со вторым из братьев Мишки и Машки — двенадцатилетним Егором. Постепенно мы разговорились, и я узнал, как они у нас в гостях очутились. Да, Константин не смог не рассказать матери о встрече с внезапно пропавшей когда-то двоюродной сестрёнкой. Не умолчал он и о причинах её пропажи, поведанных мною.

Для Валентины Григорьевны рассказ сына об изгнании близкими родственниками жены и детей её почившего родного брата — Владимира Повойского — оказалался чудовищной неожиданностью. Особенно её поразило, что муж, умерший два года назад, мог принимать в этом безобразии непосредственное участие (повезло козлу, не успел я до него добраться). Ранее она полагала, что мать Машки и Мишки продала имущество, оставшееся от мужа, и, купив где-то в деревенской глуши имение, уехала туда, почти никому о том не сообщив, и разорвала все связи. Так её муж сказал, сама же она на момент изгнания семьи брата, беременная третьим ребёнком, в тяжёлом состоянии лежала.

Естественно, Валентине Григорьевне захотелось убедиться в правдивости этого неприятного известия, и она отправилась к проживающим в Петербурге родственникам за разъяснениями, вот там в тяжёлой беседе с одним из братьев мужа всё изложенное ей сыном и подтвердилось. Имущество её брата было поделено между тремя семьями: родовой особняк Повойских и помещичья усадьба достались её семейству, а торговые предприятия разделили меж собой остальные.

После уж Софа пояснила мне, что муж Валентины Григорьевны заявил жене о чесной покупке особняка и усадьбы, а на самом деле переход имущественных прав был оформлен подложно, с помощью продажного поверенного Машкиного отца. Ловко и быстро главы трёх семейств свою грязную аферу провернули, об ограблении родственников никто из окружающих и не догадывался. До нашего появления.

М-да, такая вот петрушка. Мне, чёрт возьми, и не представить, как женщина, девять лет состоя в браке с дворянином, могла по воле родственников покорно сесть в телегу и уехать, ничего не испросив для себя и своих детей. Это ж какой забитой и затюканной надо быть!

К чести Валентины Григорьевны надо сказать, что она, всё это выяснив, сразу же поехала к Маше с извинениями. Ну а когда я разговаривал с её сыновьями, тётя, вволю наплакавшись вместе с племянницей, в присутствии Софьи Марковны