Не тот год - Михаил Владимирович Баковец

— Нужно, пан командир, нужно! — настойчиво сказал старик и повторил. — За победу, паны! Чтобы враг ушёл с родной земли.

Пришлось и мне взять рюмку, чокнуться со всеми и выпить.

«Нужно зачитать заговор от ядов, а то мало ли что. Что-то мне не нравится этот старый хрен», — подумал я. Оперская суть вылезла с заметкой, что хозяин хутора ведёт себя подозрительно странно. То выгоняет, то в дом заманивает, то… додумать мне не дала острая резь в желудке. Это был настолько болезненный спазм, что я непроизвольно застонал и скрючился над столом. Краем глаза увидел, как захрипел политрук и повалился на пол, выронив из руки ломоть хлеба. — Вел…ес… к… тебе…

Большего ничего не смог сказать, провалившись в черноту.

Глава 18

ГЛАВА 18

— Вот, пан офицер, ещё вам проклятых большевиков привёз. Холодненькие все, зато документики их вот тут все лежат, — услышал я смутно знакомый мужской голос, вещавший на немецком с сильным акцентом, который пробивался будто сквозь подушку. — Восемь штучек ровно.

— Благодарю за службу, пан Володыевский. Германия вас не забудет, — с ленцой и лёгким пафосом, в котором мне послышалось много сарказма, ответил ему некто на чистом немецком. — Максимус, скажи солдатам, чтобы скинули с телеги этот мусор.

— Яволь!

Рядом что-то загремело-зашуршало-забряцало, всхрапнула лошадь. С небольшим опозданием после этих звуков послышались голоса ещё нескольких мужчин. Немцев.

Кроме слуха больше не работало ни одно чувство. Я не мог ни пошевелиться, ни даже глаза открыть. Всё изменилось, когда меня грубо схватили за ноги и потянули куда-то. Через пару секунд я почувствовал, что падаю. К счастью, высота была небольшая и поверхность была сравнительно нетвёрдая. Иначе запросто размозжил бы себе затылок, которым приложился от души. Удар и острая боль в голове мгновенно прояснили сознание и вернули частичный контроль над телом.

— М-м-м! — вырвался из меня стон.

— О-о, одна гнида жива ещё. Пан офицер, его бы штыком пырнуть, а? Или позвольте мне удавить его. Я его голыми руками придушу, этого якобы учителя.

— Это учитель?

— Да какой там! Наврал, курва. Думал, что если в чужую одежду переоденется, то сможет скрыть свою суть большевистскую, — мешая немецкие и польские слова ответил знакомый голос. И в нём такая ненависть плескалась, что меня даже в текущем состоянии немного пробрало необъяснимым страхом. — Командир красных, а то и целый комиссар. По повадкам видел, что не простой солдат.

Тут я сумел разлепить глаза и кое-как осмотреться по сторонам. Оказывается, лежал я на утоптанной земле недалеко от большой избы, над входом в которую висел красно-белый с чёрным крестом флаг третьего рейха. Рядом стояла старая телега, возле которой кроме меня лежало тело морпеха из Пинска. А передо мной стояли двое немецких солдат, в паре шагов от них офицер и знакомый седоусый поляк. Вот чей это был голос!

В груди полыхнула такая злость, что я непонятно на откуда взявшихся рефлексах стал читать заговор-проклятье, вместо какого-нибудь полезного.

— О-о, как зыркает, курва. Небось думает, как сейчас бы нас с вами, пан офицер, к стенке поставил, — искривил губы в злой усмешке поляк. — Так что, штыком его добьют ваши солдаты или мне придушить, пан офицер?

Немец не обратил внимание на его слова. Он шагнул ко мне, навис надо мной и спросил на корявом русском:

— Ви йэсть офцэр? Юде? Ифрэй? Лехрей… утиштель… ушчитль?

— Я прекрасно понимаю на немецком, — выдавил я из себя.

Увы, проклятье не получилось. Во мне энергии не просто не было, а, кажется, она ушла в отрицательные значения. Организм забрал все резервы, в том числе магические для того, чтобы пережить отравление. Придётся набраться терпения пока мана восстановится. А чтобы раньше этого момента меня не прикончили, нужно как-то потянуть время. Перво-наперво заинтересовать фрица своим знанием его родного языка, а там глядишь что-то придумаю.

— Вы хорошо говорите на моём языке. Где учили?

— Учительница была из поволжских немцев, а я был её любимым учеником. Потом улучшил знание в военном училище.

— Вы комиссар?

— Нет, я офицер.

— Офицер?

— Командир, — вроде как поправился я, хотя оговорку перед этим сделал специально, развешивая крючки для любопытства собеседника. Заодно тянул время, лихорадочно перебирая варианты, которые помогут мне получить так необходимое для восстановления время. Кряхтя, я медленно поднялся и сел, привалившись спиной к тележному колесу.

Остановился на двух версиях. По одной стоило выдать себя за немецкого офицера из тех же поволжских немцев, которого абвер внедрил в Красную армию, точнее, хотел внедрить через отряд окруженцев. Версия так себе, так как про абвер, немецкую разведку, вермахт и прочее я знал очень мало. Второй вариант содержал в себе легенду о советском высокопоставленном командире — лейтенанта и даже капитана фриц может приказать добить, таких в плену сейчас тысячи — на высокой должности и с интересной профессией. Разведчик? Нет, не стоит. НКВД? Хм, могут грохнуть, как комиссара. А вот… связист! В памяти вылез эпизод про некую секретную радиостанцию в Бресте, которую вывезли со всеми связистами и документами буквально под носом у немцев перед началом войны. Про Красную армию я тоже знал мало что и почти не знал номера частей. Но в отличие от вермахта информации по ней у меня всё же было побольше. Да и фриц знает про РККА ещё меньше, чем я.

— Ваше звание и номер части, — потребовал немец. На его погонах светлели два ромбика. Капитан? Кажется, да. Я всё ещё путался и подзабывал что советские, что немецкие знаки различия. Особенно немецкие, которые гораздо запутаннее.

— Подполковник. Начальник штаба триста двенадцатого полка связи, — тихо сказал я.

Решил остановиться на советском варианте. — До двадцать первого июня отвечал за охрану секретного радиоузла в Бресте, который был эвакуирован группой нашего осназа перед вашим нападением.

— Очень интересно, — оживился немец. — Но не молоды вы для подполковника?

— Я получил это звание на майские праздники в этом году за разработку новых приборов связи модульной сборки. В качестве награды и поощрения, вот. По образованию я инженер радиотехнических устройств и приборов, — я старался говорить ровно, спокойно и не забывать про специфические термины и