Талант под прикрытием - Брендон Сандерсон

class="p1">– Я попалась из-за ошибки другого Смедри, – вспыхнула Бастилия. – И потом, это к делу не относится! И вообще, надо нам выбираться отсюда, пока Темный окулятор не вернулся!

– Согласен, – сказал мой дедуля. – За мной! Я знаю, как пройти к лестнице, ведущей наверх!

– Наверх?.. – не веря собственным ушам, переспросила Бастилия.

– Ну конечно, – ответил дедушка Смедри. – Мы ведь явились сюда за Песками Рашида. И не уйдем, пока их не добудем!

– Но теперь враги знают, что мы здесь, – возразила Бастилия. – Вся библиотека стоит на ушах!

– Верно, – сказал дедушка Смедри. – Зато нам известно, где хранятся Пески!

– Правда? – удивился я.

Дедушка Смедри кивнул:

– Не думаете же вы, что мы с Квентином позволили себя схватить за здорово живешь? Мы подобрались к Пескам Рашида вплотную. Вплотную!

– Но? – складывая руки на груди, спросила Бастилия.

Дедушка Смедри покрылся едва заметным румянцем.

– Стекло ловчего, – сказал он. – Блэкбёрн оснастил хранилище такими ловушками, что я просто диву даюсь, как он сам в них не попадается всякий раз, когда туда входит!

– И как же мы намереваемся обойти эти ловушки? – поинтересовалась Бастилия.

– А нам не придется, – сказал дедушка Смедри. – Мы с Квентином так и не придумали, как их миновать, поэтому и решили в них попасться. Так что теперь эта комната должна быть полностью лишена защиты. Ты же знаешь, что пластинка стекла ловчего может сработать только однажды!

– Тебя же убить могло, старый козел!.. – взорвалась Бастилия.

– Так не убило же, – сказал он. – Итак, вперед! Мы опаздываем!..

И с этими словами он устремился наружу. Бастилия посмотрела на меня с мрачным отчаянием.

– Когда он в следующий раз во что-нибудь влипнет, – сказала она, – давай просто бросим его как есть, а?..

Я криво ухмыльнулся и двинулся было на выход следом за ней, но тут кое-что привлекло мое внимание, и я задержал шаг.

– Синг, – окликнул я здоровяка.

– Да?

Я указал ему на крепление стенного светильника.

– На что оно похоже, по-твоему?

Синг поскреб подбородок.

– На кокос?.. – предположил он затем.

«Кокос», – мысленно повторил я, вслух же сказал:

– А ты помнишь, что сказал Квентин там, внизу, когда мы только вошли?

Синг мотнул головой.

– И что же?

– Точно не помню, – ответил я. – Мне показалось, что это была очередная его чепуха.

– Ну да, – сказал Синг. – Временами он порет всякую чушь. Таково побочное действие его таланта. Я вот, например, могу споткнуться просто от неожиданности.

«А я нечаянно вещи ломаю, – добавил я про себя. Все-таки мне казалось, что это был не тот случай. – „Кокосы, боль не болит“ – вот как оно все вместе звучало».

Я оглянулся на расплющенный стол. Боль не болит! Можно ли было лучше описать пытку дедушки Смедри?

Синг потянул меня за руку:

– Идем, Алькатрас! Надо нам пошевеливаться!

И я позволил увести себя из застенка, но все-таки напоследок оглянулся на светильник.

И вновь, в который раз, мне показалось, я что-то упускаю из виду.

Глава 18

Книга близится к завершению…

Мой личный опыт говорит о том, что чтение завершающих глав есть лучшая и одновременно худшая часть всего процесса. Это потому, что от окончания всего чаще зависит, понравится ли вам книга в целом. Вы можете прийти в восторг, а можете и возненавидеть ее.

Кстати, оба чувства приводят к разочарованию. Если все завершается хорошо и вообще книга стоила потраченного на нее времени, вы будете опечалены и раздосадованы оттого, что она так быстро кончилась и читать больше нечего. А если в финале все скверно и вы влетаете в этот скверный конец, не успев вовремя бросить чтение, вы будете опечалены и раздосадованы оттого, что потратили столько времени на книгу, которая кончается плохо.

Таким образом, по-моему, стоит вообще задуматься о полезности чтения, признать его пустым занятием и предаться чему-нибудь более духоподъемному. Я вот, к примеру, немало наслышан о выгодах занятия алгеброй. Тут и неизбежное смирение, и вычисление множителей.

Ладно, в любом случае вы скоро меня возненавидите. Либо за то, что написал слишком мало, либо за то, что настрочил слишком много. Если озлитесь настолько, что вздумаете меня убить, пожалуйста, приурочьте свое намерение к буднему дню. Как-то нет у меня настроения помирать в субботу. Уик-энд – дело святое, зачем же портить его?

– Здесь, – сказал дедушка Смедри, ведя нас очередным коридором. – Вон та дверь в самом конце!

Третий этаж оказался оформлен с некоторым намеком на шик. Вместо противных каменных полов и голых невыразительных стен здесь были противные ковры на полу и невыразительные шпалеры по стенам. В «той самой» двери красовался большой вделанный стеклянный диск. Он достаточно заметно светился, так что с первого взгляда я даже заподозрил внутри маленькую лампочку. Потом, однако, я вспомнил о своих линзах окулятора и сообразил, что источник света был виден только мне одному.

А это значило, что по ту сторону двери находились линзы. И притом очень могущественные.

На подходах к двери Бастилия перехватила деда Смедри и придержала его, взяв за плечо. Отрицательно мотнув головой, она утянула старика себе за спину, потом приблизилась ко входу и попробовала заглянуть внутрь сквозь стекло. И наконец, держа наготове хрустальный кинжал, толкнула створку двери.

Из комнаты вырвался такой свет, словно дверь служила проходом непосредственно в рай. Я ахнул от неожиданности, загораживая глаза.

– Сосредоточься на линзах, мой мальчик, – скомандовал дедушка Смедри. – Их можно затемнить, если ты постараешься!

Я постарался, сощурившись. С грехом пополам мне удалось превратить ослепительный свет в умеренное сияние. Тогда я смог рассмотреть внутренность комнаты, и то, что я увидел, повергло меня в благоговейный восторг.

То, что я на самом деле испытывал, адекватно описать трудновато. Для Бастилии и двух моих братьев комната была всего лишь круглым, средней величины помещением, все стены которого занимали миниатюрные полки. А на полках были линзы. Мириады линз. Каждая на своей особой подставочке. Они искрились и переливались на свету, так что для обычного взгляда получалось вроде калейдоскопа. Симпатичное зрелище, но ничего уж такого особенного.

Зато для меня…

Вспомните, может, имелся у вас в жизни некий предмет, который вам было по-особому приятно брать в руки? Любимая игрушка, памятные фотографии? Наконец, пуля, убившая злейшего наследного недруга?

А теперь представьте, что вы не осознавали истинного значения этого предмета. До некоторого момента. И вот этот момент наступил, и чувства любви, гордости, сопричастности нахлынули разом, словно вырвавшись из запруды.

Вообразите – и отчасти приблизьтесь к тому, что испытывал я. Было в этих линзах что-то абсолютно,