Системный Творец V - Александр Сорокин

«Аура Очищения».

Ментальная команда прозвучала привычно, почти машинально. Знакомое тепло разлилось в груди, и золотистый свет, тонкой, нежной пеленой окутал Гаррета, пытаясь проникнуть сквозь поры высохшей кожи. Энергия вилась вокруг, как ручей, разбиваясь о гранитную скалу. Она искала врага — яд, порчу, инфекцию, чужеродное заражение — но находила лишь пустоту и тихий, неумолимый холод угасания. Аура билась в закрытую дверь, не понимая, что ей лечить.

Бесполезно.

Сжав зубы, я выхватил последний козырь — «Целебный Всплеск». Это был не рассеянный веер, а сгусток воли, острый как копье. Собрав остатки самообладания в кулак перед грудью, я метнул ладонь вперед. Яркий, плотный луч, словно солнечный зайчик, пронзенный линзой, врезался Гаррету прямо в грудину. Энергия хлынула внутрь, потекла по каналам, отчаянно ища хоть искру жизни, чтобы раздуть ее, поддержать.

Но снова — пустота. Словно я пытался разжечь пламя в вакууме, где воздух был выкачан до последней молекулы. Вся моя энергия, казалось, рассеялась, растворилась в холодной, безжизненной плоти, не оставив и следа. Ни судороги, ни вздоха, ни малейшего намека на румянец, который мог бы свидетельствовать о возвращении.

Острая, липкая паника начала подкрадываться к горлу. Я резко обернулся, и, уверен, мой взгляд был полон дикого отчаяния.

— Ксела! Лериан! — мой голос сорвался на хрип. — Сделайте что-нибудь! Используйте артефакт, зелье, хоть что-нибудь, черт возьми!

Они застыли рядом, два изломанных силуэта. Ксела казалась хрупкой статуей, чья обычно непроницаемая маска треснула. В ее глазах теперь плескалось нечто невероятное, почти детское — чистая растерянность. Лериан же, сгорбившись, словно под тяжестью невидимого бремени, искажал свои интеллигентные черты гримасой беспомощной боли.

— 'Ничего не поможет, Макс. — прошептал Лериан. Его бархатный голос прозвучал, как эхо в склепе, без всякой интонации. — Ты не понимаешь… Когда он поддерживал барьер… Его Живая Энергия иссякла еще на середине Пустоши. Мы с Кселой пытались помочь, делились своей… Но этого было слишком мало…

Он запнулся, с трудом проглотив комок в горле.

— И тогда… Когда все источники иссякли… Он начал подпитывать сферу напрямую. Своей собственной жизненной силой.

Я замер, слова не находили отклика в моем сознании.

— Что это значит?

Ксела перевела взгляд от Гаррета на меня. В глубине ее темных глаз бушевала буря — смесь ярости, отчаяния и чего-то, что можно было бы назвать гордостью.

— Это значит, что в критический момент Творец способен… если выразиться грубо, — ее голос сорвался на низкий, надтреснутый шепот, — отдать годы своей жизни, превратить само свое существование в чистую Живую Энергию, в топливо. Именно это он и делал. Капля за каплей. Минута за минутой. Пока мы шли.

Она снова бросила взгляд на Гаррета и с силой сжала пальцы в кулак.

— Пожертвовал собой. Ради цели. Ради того, чтобы довести нас сюда.

Мой взгляд упал на лежащего Творца. На это лицо, некогда обыденное, а сейчас — древнее, иссохшее, с тонкими седыми прядями, прилипшими ко лбу. Этот… гений, безумец, тихий дурак. Он создал артефакт, который спас нас от безумия Пустоши, провел через ад, считая каждый вдох драгоценной монетой. И всё ради чего? Чтобы самому остаться у порога собственной мечты? Холодное, ясное бешенство поднялось из глубины моей души.

— Нет. — произнес я тихо, но так, чтобы слова мои прозвучали для всех. — Я не согласен.

Взгляд мой снова обратился к Гаррету. Путь Целителя был заточен под очищение, под борьбу с заразой, ядом, чужеродной энергией. Всё остальное — восстановление плоти, исцеление ран, поддержка духа — было лишь вторичным, побочным эффектом. Система видела в смерти от истощения не болезнь, а естественный финал. Следовательно, она не давала нужных инструментов.

Что ж. Если у меня нет необходимого ключа, я выбью эту дверь голой силой.

Закрыв глаза, я отсек внешний мир. Тяжелое дыхание товарищей, бешеный стук собственного сердца — всё это растворилось в тишине. Я погрузился вглубь себя, туда, где в глубине сознания, среди переплетения других путей, тихо сияла ветвь Целителя. Я ухватил её суть — не конкретные умения, а первородную, сырую силу исцеления. И представил её не как луч или ауру, а как реку: широкую, полноводную, неудержимую. Всеми силами, волей Системного Творца, Первого Игрока, человека, который уже слишком многих потерял и не собирался терять ещё одного, я ухватился за её истоки.

И выпустил.

Из груди хлынул поток. Слепяще-белый, почти невыносимый для взгляда. Он не струился, а бил, словно прорванная плотина, широким, грубым столбом чистой энергии. Он обрушился на Гаррета, не ища ран или болезней, а просто наводняя его, заполняя каждую клеточку, каждый атом своим безудержным, животворящим светом.

— Макс, остановись! — резко крикнул Лериан. — Это бесполезно! Его уже не…

— Замолчи! — рявкнул я, не открывая глаз. Все мое существо было сконцентрировано на одном: на счетчике в углу сознания, который начал стремительно опустошаться.

Живая Энергия утекала, как вода в бездонную трещину.

Первые сто тысяч единиц исчезли за секунды. Будто я вылил стакан в океан. Ни всплеска, ни ряби, никакого отклика от холодного тела под руками.

Миллион.

Мозг, отстраненный, аналитический, фиксировал цифры. Полтора миллиона. Два. Три. Запасы таяли на глазах, а в ответ — абсолютная, мертвенная тишина от Гаррета.

Отчаяние снова попыталось поднять голову, но я загнал его в самый дальний угол, заклинив дверь упрямством. Нет. Я не верю.

Четыре миллиона.

Красный сигнал личного резервуара замигал тревожно. Пусто. Тело пронзила дрожь, перед глазами потемнело. Внутри зазияла пустота, знакомое головокружение от полного истощения.

И тогда… Я устремился в глубь своей души, к теплому, пульсирующему присутствию. К Мимио. Без слов, без мольбы, я лишь показал ему черную бездну внутри, иссохшее тело Гаррета, свою яростную, отчаянную волю — спасти.

Ответ пришел мгновенно. Не потоком, а настоящим взрывом, словно внутри меня распахнулись шлюзы океана. Чистая, необузданная, колоссальная сила хлынула в мои опустошенные каналы, переполняя их, угрожая разорвать. Мимио не просто поделился — он выплеснул все до капли, без остатка, без тени сомнения. И вместе с энергией пришло чувство — теплое, зеленое, полное безоговорочной поддержки. Он тоже хотел, чтобы этот странный, измученный человек ожил.

Пять миллионов. Десять. Тридцать. Сорок.

Мои руки, лежавшие на груди Гаррета, пылали, словно я коснулся раскаленного металла. Тело пронзали судороги, из носа хлынула кровь — тонкая, алая струйка. Я не обращал внимания ни на что, кроме его лица, испещренного глубокими, пугающими морщинами.

Сорок пять миллионов.

И вдруг — первый признак. Словно в глубине ледяного