Дети, сотканные ветром. 2 - Артём Ерёмин

– Верно говоришь! Ведь Лев не похож на дурачка, какой бы стал тягаться с мастером-ткачом.

Чуть позже, к ним вышел Клим по локоть в серой пыльце. В глазах стояли слёзы, и на вопрос о хмуре он надломлено ответил:

– Он больше нам не испортит настроение.

После того как Клим отмылся, вьюны отпаивали его горячим взваром. Пимен ради такого повода вытащил из тайника корки лимона, которые стянул во время наказания на кухне.

Эффект от пыли хмуря вскоре ослаб, и Клим предложил написать письмо Бабе Яре. Лев увидел, что в письменности Вий не так далеко ушёл от него. И подшучивали ребята только над кудрявым пареньком, ведь трубочисту было не зазорно каркать и мычать при чтении простейшего слова. Они почти закончили письмо, когда к ним спустился Дым. Он сказал, что у входа в корпус трубочиста ожидает посланник.

Ребята по-свойски распрощались со Львом. День заканчивался победой над хмурём и письмом Бабе Яре, и без них он был насыщен приятными минутами. Небывалое воодушевление трубочист вытащил из подвала Ветра.

– Пошевеливайся, трубочист, – негодовал подмастерья в одежде к страты Воды. – Ключник заждался.

Каспару не даёт покоя, что его работник отлынивал полдня, усмехнулся про себя Лев.

Так они с росом добрались до третьего этажа башни и остановились у одной из дверей.

– Тебе сюда, – сказал рос и поспешил скрыться. Время близилось к комендантскому часу.

На всю аудиторию горела одна лучина в центре. Лев подавил в себе желание достать янтарь, чтобы его свет прогнал из углов тьму.

– Ваша милость… – позвал трубочист.

Неожиданно что-то ударило его в запястья, а после неведомая сила потянула в темноту.

– Перестань визжать, отрепье, – приглушённый голос раздался надо Львом. – Не дёргайся, ибо ты предстал перед истиной силой Башни Трёх, хранителями её традиций.

Безумная смесь из страха и ярости ударила в голову Льву. Он готов был накинуться на обидчика, но в правую ногу вцепились клешня. Трос на захватном устройстве напрягся, и мальчика растянули в воздухе.

Это походило на четвертование, ужаснулся он.

– Ты есть чернь, возомнившая, что способна встать в ряды благородных господ, коих воспитал Собор, – продолжал голос. – Наш долг – указать тебе твоё истинное место. Мы зрим и караем. Назови наше имя, слуга!

Лев приподнял голову. Перед ним стоял человек в колпаке палача. На лбу в полумраке светился белый знак. Око в петле.

– Зеница и Виселица, – прохрипел Лев. Первые чувства отхлынули, и взамен появилась некая покорность перед будущим.

Колпак кивнул. Со всех сторон зашуршали длиннополые одежды. Льва окружили.

– Теперь внимательно слушай, слуга. Своим обучением ты оскверняешь Собор. Ведь его знаний заслуживают благородные и просвещённые отпрыски рода чаровников. Откуда тебе, рождённому в грязи, взять возвышенные достоинства, присущие господам. Ты слуга и предназначение твоё служить.

Палач присел на колено. Тон его приобрёл благосклонность:

– Однако Зеница и Виселица знает, что есть милость. Мы можем даровать тебе прощение.

Стройный стан, манера речи… Остывший разум Льва приметил схожесть. Перед ним был Аскольд Миронов. Его слова о прощении вновь разожгли гнев в мальчике.

– Страта Ветра наша благотворительность, – Лев сквозь мечущийся разум с трудом разобрал, о чём говорил Миронов. – Но что, если те, кого мы осыпаем дарами, плюют на нас, гадят в доме, что дал им крышу и тепло. Затем должно следовать наказание, ибо в противном случае дающий кров потеряет уважение. Теперь слушай, слуга, внимательно! Когда придёт время, ты выполнишь указ Зеницы и Виселицы. Иначе перед тобой закроет врата не только Собор, но и Цех твоего низменного ремесла.

Неожиданно клешня на руке раскрылась, а трос на ноге натянулся, уволакивая Льва к двери.

Мальчик не помнил, как освободился и выскочил из аудитории. Он нёсся по лестнице, что было мочи.

Котельная урчала, её хозяина не было видно. Лев, не находя себе места, метался среди гор хлама. В пылу чувств он вытащил мешочек с янтарём и со всей силой стиснул его в кулаке.

– Зачем ты только появился! – Лев размахнулся, намереваясь раскрошить камень об пол, но рука через миг бессильно повисла.

Нет, он не расстанется с янтарём. Памятью о маме, мечтой об отце.

В кармане болталась склянка Юлии Скобель. Её-то мальчик и запустил в ближайшую кучу барахла. Раздался приятный сердцу звон стекла…

С небольшим опозданием возник трескучий шум. Из низов хлама выскочил автоматон размером с собаку. Он принялся носиться на десятке своих ножек, яростно круша всё на своём пути. Лев не успел испугаться, как машина обмерла и подкатилась к его ногам.

Из парящей трубы на потолке вынырнул заспанный Вапула.

– Вздумал угробить нас, Сажа?!

Глава 2. Великое древо.

На следующее утро после встречи с Зеницей и Виселицей Лев вознамерился прекратить своё обучение единственным посильным ему способом, а именно запереться в котельной. Он только не учёл, что с его волею никто не подумает считаться. Вапула выставил трубочиста за дверь: он опасался, что поступок подопечного привлечёт в его хозяйство нежелательных гостей. Каспар же спозаранок выписал распорядок на месяц вперёд, где учёба и заботы трубочиста выдавливали любое свободное время, кроме сна.

Вдобавок мастер Скобель расстроилась из-за потери склянки и пренебрежения к её заданиям. Льву оставалось только устыдиться собственной слабости и испорченного настроения рыжеволосого учителя.

Скверное душевное состояние трубочиста не укрылось от вьюнов. По словам Вия, в корпусе Ветра стало куда светлее и уютнее, и все полагают, будто надо благодарить трубочиста – ведь по его виду заметно, кто съел того хмуря. Лев же боялся поведать кому-либо о Зенице и Виселице. Ему дали чёткие указания: когда тайное сборище богатеньких отпрысков додумается, как отделаться от вьюнов, то трубочисту непременно подберут главную роль.

И как на такие известия откликнутся ребята?

Хватит надеяться на Киноварного, надо выкручиваться самому, подбадривал себя Лев.

– Помнишь, Клим, первый день в Соборе?

Вьюны между утренними занятиями расположились на улице у подножия башни. Солнце постепенно слизывало изморось, расплывшуюся за ночь. Лев под предлогом помощи в письменности утянул Клима под статую бродяги, поднявшего посох к небу.

– Не забуду вовек, – откликнулся Клим.

– Тогда в Старом Саду только ты узнал в высохшей коряге дерево Ладо.

– Ведь прочая коряга не удостоилась бы таких п-почестей.

Клим сильно засмущался. Лев зарёкся не быть скупым