На проклятом пути Великого Шута - Эйрик Годвирдсон

Слепец, а не провидец. Что ты говорил мне? Что твой мир-корабль медленно гаснет, что у вас перестали рождаться дети, что души ваших павших не хотят выходить из сна — и потому не возвращаются в круг жизни — уже многие, многие циклы, так? Я дал тебе, что ты просил — свежую силу, души, которым непременно захочется жить снова, я привел сюда и живую душу, которой нужен новый Путь — и что ты говоришь мне в ответ? Что тебя не устраивает расцветка?! Подлец и трус! Я свое слово сказал — больше не проси о помощи.

Йандира словно водой окатили — так быстро он сник. Отступил на шаг и покачал головой:

— Я не могу…

— Я вижу. Уходим, нам больше не о чем с ними говорить, — Кирвах отряхнул руки, точно прикасался к чему-то грязному, и вернулся к своим.

И в этот-то момент Арталион вдруг окончательно понял, что произошло — и только что, и задолго до того, как Кирвах вышел из тени и предложил ему сделку, и какую именно при этом ему роль выделил во всем этом Кирвах.

И засмеялся — бешено, безумно, захлебываясь воздухом. Смех горчил, отдавал кровью — и оборвался так же, как и возник, будто воина-друкари кто-то схватил за горло. Он шагнул следом за арлекинами, даже не оглядываясь.

— По крайней мере, душам твоих собратьев, что ты собрал с нашей маленькой помощью, точно ничего не грозит. Йандир трус, но не подлец, хоть я его и обвинил в обратном. Он… забыл, что значит быть эльдаром, помнит лишь что такое командовать большим кораблем, и все, — когда и арлекины, и Арталион оказались посреди туманного марева Паутины по ту сторону врат, Кирвах моментально погасил свою ярость и сказал это совершенно спокойным голосом.

— Пойдешь с нами? — вдруг спросил Двуликий.

Провидица Теней неожиданно ткнула его посохом в бок — несильно, но тот с возмущенным «эй!» отпрыгнул от нее. Она погрозила ему пальцем — помолчи-ка, братец.

Арталион покачал головой. Его жизнь раскололась надвое, да, иначе и не скажешь — но он отчего-то не хотел и не мог выбирать прямо сейчас, что с нею делать. У него просто не осталось сил.

— Лучше бы ты, Кирвах, меня прирезал сразу, как я отдал тебе те камни, — неловко пошутил (пошутил ли?) он.

— Ой, ну я не могу, умора, — Кирвах оглушительно рассмеялся. — А у тебя есть вкус к юмору, и из тебя бы вышел неплохой танцор — кровавые шутки и пируэты с клинком, во всяком случае, даются тебе неплохо. Но хочешь честно? Не торопись. Наш путь… его нужно захотеть пройти. Не выбрать от безысходности, а пойти по нему по своему желанию. Мне почему-то кажется, ты сейчас вообще не понимаешь, что такое — чего-то захотеть.

Арталион медленно кивнул.

— Ну тогда подумай в свободное время. Может, поймешь, — И Кирвах, обрывая разговор, ткнул рукой вперед. — О, кстати, нам туда!

И после этого арлекины привели его в мир, укрытый лесной тенью, мир, хранимый Духом-Драконом.

Это было давно — и недавно. Арталион помнил каждый свой шаг — и знал, что сделать ему предстоит еще больше. Шелковый трепет живой души, заключенной в камень, спасенной от участи стать ничем, стать поживой для демонических тварей, обретшей шанс вернуться — вот что заставило его в первую очередь понять, кто он такой.

Не все те множества слов, произнесенные самыми разными эльдарами позже — в конце концов, все слова что листва, что водяная пыль. И даже не пожирающая собственную душу боль, неотступная — но в конце концов сдавшаяся перед стальным упрямством Арталиона.

Нет — только собственное понимание: я поступил так, как считаю правильным. Не ради чьего-то одобрения — ради спасения тех, кого еще можно спасти, и ради своего глубинного знания, что так было нужно… может быть, исходящего от той части, что осталась во всех эльдарах — отголосков божественной сути, эха силы павших богов, что сотворили его народ когда-то из звездного света и своей воли. И эта воля вела его вперед. Куда-то… куда-то еще.

Прочь из тишины и покоя — потому что тишина и покой не созданы для него, а он не создан для них. Арталион покинет мир, который мог бы звать домом, перед следующим рассветом — по-настоящему он попрощался только с Мировым Духом, а с теми, кто звал его другом все эти тридцать лет, он простился только взмахом ладони перед раскрытыми Вратами — и просьбой: вещи, которые я не заберу с собой, можете оставить на усмотрение Морваэн. Практичная стражница — такая же драконья наездница, каким был он — наверняка сможет пристроить этот хлам с толком.

Из прежнего он забрал лишь свой старый клинок — с ним он не расставался и все эти годы.

На корабле он просто пожмет плечами и скажет — трофей. Взял в бою, удобная оказалась штука.

Маска

Хрусткое крошево скрипело под каждым шагом, из-под подошв поднимались фонтанчики серой и рыжей пыли.

Пол был усеян осколками психокости, цветного и простого стекла, обрывками искореженного металла — и красным жестким песком.

Песок был везде. Гонимый ветром, что на этой планете не утихал никогда, висел тонкой ржавой вуалью в воздухе; парил над головами, смешивался с останками разбитых механизмов и изваяний, саваном покрывал развалины некогда величественного мира-корабля.

Сейчас громадный рукотворный мир напоминал выброшенное на берег тело морского зверя — остов, лишенный жизни, плоти и души. Ветер бестелесным плакальщиком завывал в пустых сводах конструкции — повреждения корпуса были так сильны, что перекрытия наверху торчали обломками ребер, и мутный свет, процеженный сквозь песчаную вуаль, сочился беспрепятственно тут и там.

Шестеро эльдарских разведчиков в длинных накидках медленно ступали по развалинам. Лица их были закрыты респираторными масками, глаза настороженно поблескивали в сумрачной тишине.

Они шли молча. Хамелиониевые плащи окрасились в бледную охру, копируя тусклые цвета окружения, движения странников были плавны, осторожны и неторопливы — и за кажущейся безжизненностью может таиться опасность.

— Даже через фильтры воздух горчит. Здесь все пропиталось смертью, — тихо сказал один, нарушая затянувшееся молчание. Говорил тот, что шел впереди — он остановился, наклонился, подбирая что-то в густой пыли, но предмет протек через затянутые в гибкую перчатку пальцы невесомым прахом, стоило разведчику сжать его сильнее. — При чем много, много лет назад.

— Так вот почему они не отвечали на сигналы, — другой с досадой пнул бесформенный кусок искусственного камня.

Заговоривший первым вскинул голову и, уставившись на