Тренировочный День 5 - Виталий Хонихоев

— Нарышкина. — хмурится Виктор: — а она тут при чем? Только не говори, что…

— А у нее подружки есть? Четверо…

— Подружки… у них квартет Нарышкиной. Яна Баринова, Инна Коломиец и Оксана Терехова. Итого четверо их, всегда вместе держатся.

— Не, их пятеро должно быть. — говорит Лиля: — и я не против любопытства, но…

— Да чего они сделали-то? — недоумевает Виктор и Лиля — наваливается на него и зажимает ему рот ладонью.

— Тихо! — шипит она ему на ухо: — они уже рядом! — звучит она настолько убедительно, что Виктор — затихает и прислушивается. Пока он слышит только мерный стук Лилькиного сердца. Вернее будет сказать — ощущает его всем телом, ту-дум, ту-дум, ту-дум. Практически не слышит ее дыхание, только легкое дуновение на шее, там, где она прижалась к нему щекой.

— … слышишь? — шепчет она и он — напрягает слух. Наконец слышит что-то вдалеке. Какой-то шум?

— Тихо! — шепчет Лиля: — давай послушаем… — он сглатывает. Лежать под Лилей приятно и удобно, а еще в голову начинают снова лезть всякие мысли о том, чего же он еще с ней не сделал и как бы все-таки до утра успеть кое-что еще…

— Теперь расслышал? — шепчет она ему на ухо и он — только головой мотает. Нет, не расслышал. Шум какой-то да, но какой.

— Ой, ты такой тугой, Вить. — она слезает с него и опускает ноги с кровати вниз. Смотрит на него.

— Ну чего лежишь. — говорит она: — у меня нога травмированная, придется тебе меня нести снова. А я фонарь возьму, чтобы подсветить. И одеяло. О! У тебя два одеяла, оба возьму, нам без надобности… закутаюсь в них.

— Забраться сюда через окно тебе нога не помешала. — ворчит он, вставая и натягивая сперва трусы, а потом брюки.

— Какой ты мелочный Виктор Полищук. Девушка сгораемая от любви… или любовью? — она задумывается: — как правильно? Сгораемая или снедаемая? Потом у Юльки спрошу. Все, подставляй спину, лошадка.

— А ты одеться не хочешь?

— Глупости. Не хочу. Да и ты мог бы не одеваться. Подставляй спину поехали, тут недалеко.

— Хорошо. Как скажешь. — он послушно присаживается перед ней, и Лиля с ловкостью и грацией кошки тут же забирается на спину. Включает фонарик, освещая все впереди и бьет его пятками в бока.

— Иго-го. — говорит она: — поскакали. Я буду очень разочарована если ты не будешь цокать копытами.

— Ой, иди в пень, Лилька. — морщится он: — сейчас тебя обратно на кровать брошу и изнасилую.

— Обещания, обещания. Все мужчины обманщики. Знаешь анекдот про Серого Волка и Красную Шапочку? Я вот сразу два знаю! Идет Красная Шапочка по лесу, голая совсем, а навстречу ей Серый Волк… Да, вон туда пошли, к выходу из палаты… ага. Чуть присядь, а то я головой треснусь об косяк… Игого! Какая у меня… мускулистая лошадка. Точно не мерин? — вовсю веселится Лиля у него за спиной.

— Куда идем-то?

— В коридор вышли… ага. Направо. Вот в следующую палату или номер… погоди, фонарь сперва погашу, а ты помолчи и послушай… теперь-то слышно?

— А? — Виктор напрягает слух. Действительно, он слышит что-то… какой-то мерный звук… что это? Как будто где-то очень далеко работает какой-то механизм…

— Моторная лодка по озеру плывет? — шепчет он и Лиля на его спине — начинает содрогаться и трястись. Только через некоторое время он понимает, что она так смеется. Просто тихо, зажимая себе рот рукой.

— Лодка! Пффхвхфф! — давится она и содрогается всем телом: — лодка у него! Открывай дверь в палату. Я фонарик включу.

— Ага. — он толкает дверь, а Лиля щелкает фонариком, и он прищуривается, оглядывая соседнюю палату. Четыре койки с матрацами, на одной из которых сидят пятеро девчонок, прижавшись к стене. Впрочем, через дою секунды он понял, что впечатление обманчивое, они не сидят, а практически лежат. Спят с открытыми ртами, а тот звук что он принял за мерное звучание механизма…

— Вон твоя моторная лодка. — говорит Лиля за его спиной: — дрыхнут, красотки. Пять человек, я ж говорила, а ты — «четверо, четверо», да ещё и не слышишь ничего…

— Опасный ты человек, Бергштейн. — Виктор только головой качает, глядя на спящих школьниц: — с тобой только в разведку ходить. И… запах. Только не говори мне…

— Твои ученицы нажрались как поросята и пробрались в корпус чтобы подслушивать. А! Нет, была неправа, вон там и дырка есть в стене. Значит еще и подглядывать за нами. А я думала, чего мне их так хорошо слышно. — говорит Лиля: — давай им одеялом накроем, а то замерзнут.

— Одеяло⁈ Какое им нахрен одеяло! Их же с утра Маргарита Артуровна опять хватится и с ума сойдет! И… так они получается за нами подслушивали⁈

— И подглядывали. — кивает Лиля: — опускай меня, я сама за одеялом метнусь кабанчиком, если ты хочешь бедных детей оставить на холодной панцирной кровати оставить мерзнуть до утра.

— С какого момента они тут⁈

— Ну… примерно, между тем как ты меня простыней связывал и игрой в «строгого учителя и непутевую ученицу». Кстати — весьма тематически вышло. Или педагогически? — Лиля соскальзывает с его спины и прикладывает палец к подбородку, задумываясь: — уверена, что они теперь точно тебе перечить не будут и другим расскажут, что именно ты с непутевыми ученицами делаешь… помнишь, как я кричала «Не надо, Виктор Борисович!» и «только не туда, Виктор Борисович!», «пожалуйста прекратите Виктор Борисович»? А ты такой «иди сюда, Бергштейн, я тебе покажу как на моих уроках спать!». Правда я вот не понимаю, как можно на уроках физкультуры заснуть? Или у тебя такой комплекс — внутри ты хочешь физику преподавать или там русский язык? Я вот в волейбол играть люблю, но могу в теннис или там в водное поло, а…

— Помолчи, Лиля, у меня и без тебя голова раскалывается. — морщится Виктор: — если ты с самого начала знала, что они за нами подслушивают…

— И подсматривают!

— И подсматривают. — соглашается Виктор, зная что ее не переспоришь, легче уж согласиться: — чего же тогда сразу