Тренировочный День 5 - Виталий Хонихоев

— А чего? Они нам не мешают, а задача учителя — подготовить ученика к взрослой жизни, разве не так? — пожимает Лиля плечами и наклоняется над Нарышкиной, накрывает ее одеялом, стараясь накрыть всех девушек вместе. В ход идет и второе одеяло.

— … ну а увидев через дырочку что ты со мной делаешь — они заранее подготовятся к тому, что жизнь тебе не сахар. И что всегда сильный кто-то найдется, кто тебя к койке прижмет и оттрахает хорошенечко. — продолжает она: — глядишь и вырастут правильными советскими людьми, а не такими извращенцами как я. Или ты. Наши дети должны превзойти нас! — Лиля выкидывает вверх сжатый кулак.

— … ну ты даешь, Лиля. Чем дольше тебя знаю, тем меньше тебя понимаю. — говорит Виктор: — хорошо, ладно, я понял. Ты решила, что молодежь сама потом со своими моральными травмами справляется. А это точно на моральную травму тянет, если бы я в детстве такую вот картину через дырочку в стене подглядел — мне бы потом психолог понадобился бы. Но ладно, решила ты не мешать подрастающему поколению шишки набивать, дескать сами себе злобные буратино… тогда чего ты потом всполошилась?

— Потому что нечего засыпать, когда такое представление идет. — говорит Лиля: ты знаешь, что я в школе играла в спектакле? Между прочим, пользовалась оглушительным успехом! И даже поступать пыталась в театральное, чтобы потом в кино пойти и актрисой стать!

— Дай-ка угадаю… в «Колобке» лису играла?

— Нет! У нас был музыкальный спектакль. По мотивам «Репки».

— Значит, внучка была?

— Это музыкальный спектакль! Там хор был, из овощей. Я… была помидоркой.

— Как мило. Получается, что из-за твоей детской травмы и отсутствия признания как актрисы уже свою моральную травму получило новое поколение. Ну… — Виктор бросает взгляд на Нарышкину: — наверное так лучше, чем если бы тебя не было, а они бы как в той лагерной легенде про Доброго Физрука — через окошко пролезли бы…

— А, получается я тебя от них защитила⁈ Значит теперь я — твой рыцарь? Спасла тебя от участи что горше смерти! — декламирует Лиля и Виктор невольно любуется ее точеным телом. Тут же делает себе замечание, не стоит о таком думать, когда рядом спят твои ученицы, нужно Лилю отсюда уводить, стоит тут голая как Леди Годива… с одним эластичным бинтом на лодыжке.

— Пошли отсюда. — говорит он: — чего уж, пусть спят до утра. Завтра разберемся, утро вечера мудренее. Говорят, что ничего лучше сна для решения проблемы не придумали…

— Кто это сказал, что ты спать будешь, Витька? Ты теперь мне должен. Я тебя спасла, я тебя и использую по прямому назначению. Я злодеек победил, я тебя освободил, а теперь, душа-девица, на тебе хочу жениться! — цитирует стихи Лиля и тычет в него пальцем: — слышал? Никаких оправданий больше! Если бы не я, ты бы, наверное, помер уже… вон та девочка не по годам развита. Почти как ваша Валя Федосеева будет… высокая и сильная.

— Это Зина Ростовцева.

— А у этой такие сиськи! А ну-ка… Ай! Ты чего делаешь⁈ Витька!

— Вот уж лапать своих учениц я тебе точно не дам!

— Тиран! А ведь я тебя спасла! Пошли жениться тогда!

— Ладно.

— До утра еще раз десять точно успеем пожениться.

— А ночи тут довольно долгие… — жалеет себя Виктор.

Глава 3

Глава 3

— … таким вот образом, город Колокамск и металлургический комбинат сыграли важную роль в снабжении Красной Армии необходимым металлом. Эвакуированные из Ленинграда рабочие совместно с местными специалистами работали на станках прямо с колес, под открытым небом, пока стены цехов только-только возводились вокруг них. В трудных условиях приходилось поднимать промышленность нашего города, страна боролась с фашистскими ордами, очень много мужчин ушли на фронт. И тогда к станкам встали женщины и дети, вытачивая снаряды и стволы для артиллерийских орудий… — привычным, «учительским» тоном говорит Альбина, неторопливо расхаживая перед сидящими в открытой беседке школьниками. Школьники откровенно не слушают ее, кто-то ковыряется в носу, кто-то смотрит в потолок, а некоторые и вовсе заснули, даже похрапывают… и в другой ситуации, в любой другой день она бы не дала им спуску. Повысила бы голос и рявкнула «Нарышкина! Баринова! Проснулись! А ну-ка повторили, о чем я сейчас говорила!» — и заставила бы их тут краснеть перед всеми. Но сегодня ей было не до того, сегодня ей и самой хотелось как можно скорей прочитать обязательную часть про подвиг металлургов Колокамска в годы Великой Отечественной и отпустить всех купаться.

А все потому, что и в голове, и на душе у учительницы английского языка царило смятение. Вчерашний день был богат на события и ночью она почти не спала, ворочалась и смотрела в темноту, прислушиваясь к мерному дыханию школьного комсорга Риты, которая наоборот — как только добралась до койки, так упала туда и заснула мгновенно, мертвым сном, как солдат из романов Ремарка.

— … подвиг многих обыкновенных советских людей, которые работали на производстве по двенадцать часов в холоде и голоде, которые помогали фронту, протягивая бойцам на передовой руку помощи… — говорила она, глядя поверх голов школьников в пространство. Говорила почти машинально, слова не задевали мозг, шли изнутри нескончаемым потоком заученного. Она умела так делать, научилась говорить и думать о своем, иначе жить в этой провинции, работать обычной учительницей английского — было бы невыносимо. Давным-давно она научилась пребывать в своих мыслях отдельно, в то время как тело послушно выполняло то, что от него требовалось. Например — читать лекции о трудовом подвиге народа в годы Великой Отечественной Войны. Или слушать докладчика на партийном собрании. Кивать и улыбаться очередному ухажеру из «больших людей», например тому толстому из РОНО, у которого волосы из носа растут…

Мысленно же она была далеко отсюда, где-то в своем месте, где всегда безопасно и уютно. В отличие от комсорга Риты, которая была человеком весьма практичного склада ума и относилась к вероятностям так же, как блондинка к встрече с динозавром — либо встретит, либо нет, Альбина ярко представляла, что именно может быть. Ее мозг просчитывал вероятности, но не в сухом, математическом концепте «вероятности событий», нет. Она именно проживала эти вероятности, мозг не выдавал графики и формулы, он выдавал картинку. Вот потому-то она так испугалась