Чёрная печать империи - Анастасия Разумовская

– А как было бы назвать правильно?

Оборотень снова посмотрел на неё. В бездонных глазах вспыхнул золотистый огонёк.

– Мы занимались сексом, – прямо ответил мужчина.

– Она была вашей н-невестой?

Ну куда ты влез, малёк? Приказано ж молчать. Даша проигнорировала вопрос стажёра. Зато не проигнорировал князь.

– Нет.

– Любовницей? – сухо уточнила девушка. После его ответа, деваться было некуда, пришлось идти по протоколу.

– Возможно. Но вряд ли так можно назвать девушку, которую ты имел одну ночь. Вы так не считаете? – вкрадчиво уточнил оборотень.

Издевается. Зверь играет.

– Не могу знать, Ваша светлость. Падение из окна последовало в результате неосторожности?

– Давно у нас в жандармерии работают женщины? – вместо ответа поинтересовался князь. – Признаться, когда вы представились, я решил было, что ослышался.

– По указу тысяча двести один-ять от шестнадцатого ноября тысяча девятьсот сорок третьего года несение жандармской службы лицами женского полу не возбраняется, – отчеканила Даша.

– Да? Надо будет попросить Его величество отменить устаревший указ.

Да что б тебя!

На самом деле этот вопрос в Думе поднимался неоднократно. Многие считали, что служба женщин в полиции нецелосообразна. Особенно с тех пор, как появились монстрюки… Девушка закусила губу. Пожалуй, разумнее всего было бы извиниться и убраться подобру-поздорову. Если оборотень подтвердит версию со случайным выпадением из окна, то они так и поступят. Не стоило нарываться на неприятности. Так ведь неприлично же задавать князю вопрос повторно!

– А насчёт по неосторожности… – снова подал голос глупый малёк.

– Это не была неосторожность. Серафима Гавриловна выбросилась из окна намерено, с осознанием последствий своего шага.

– Барышня была пьяна или…

Идиот малолетний! Даша резко обернулась и сделала страшные глаза. Под чем находилась барышня Птицына, выяснит судмедэксперт. Это не был тот вопрос, который необходимо задавать свидетелю такого ранга.

– Барышня была расстроена и разочарована в ожиданиях.

– А её участие в предосудительных отношениях было добровольным или принудительным?

Даша моргнула и застыла в ужасе, не сразу поняв, что происходит. Ей захотелось заорать и ударить оборзевшего малька. Что ты делаешь?! Но рыжего явно понесло: он стоял, набычившись, хоть и по стойке смирно, но наклонив голову и нахмурив упрямый высокий лоб. Ох ты ж ёлки! «А ведь я могла в это время уютно спать на раскладушечке» – в тоске подумала Даша. В первый, но не в последний раз за эту ночь.

– На каком курсе вы учитесь? – лениво уточнил князь.

– На пятом.

– И у вас ещё не было медицинской аналитики? Или вы её пропустили мимо ушей?

– Оба экзамена сданы на отлично. Двенадцать из двенадцати, – гордо отчеканил мало́й.

– Надо будет пересдать. Физическое насилие всегда подтверждают характерные микротравмы вагины или прямой кишки. Вам должно быть это известно из курса.

«Выговор с занесением, – с тоской подумала Даша. – А может, и с понижением в должности. Зачем я вообще потащила стажёра наверх? Ладно, на место преступления: у меня выхода не было. Но сюда… Уж лучше бы нарушила пункт устава и явилась одна…».

– Ваша светлость, – как можно дружелюбнее перебила открывшего было рот практиканта Даша, снова полыхнув на него глазами и дёрнув губой, – я понимаю, что наши вопросы деликатного свойства, и всё же прошу вашей снисходительности, ведь кроме вас других свидетелей гибели госпожи Птицыной нет…

– Что ещё вы хотите от меня узнать?

Хищник был сыт. И от этой сытости веяло снисходительностью. Но в любой момент чудовище могло проснуться. Даша понимала это, малёк – нет.

– Хотелось бы большей ясности в причинах странного поступка самоубийцы.

Собственный голос самой Даше показался мерзко лебезящим. Но… она столько прошла, чтобы добиться детской мечты и стать следователем! Ведь, несмотря на указ от сорок третьего, только ленивый не чинил женщинам в жандармерии препятствий, начиная уже с учёбы в жандармском корпусе императорского колледжа.

– Извольте, – оборотень глотнул свой алкоголь. – Госпожа Птицына ожидала от меня приглашения вступить в брак. Осознав, что я не намерен связывать себя узами, выбросилась из окна. Теперь ясность достигла нужной степени прозрачности или остались вопросы?

«Благодарю, Ваша светлость. Простите, что побеспокоили в неурочное время. От лица Отдела по особо важным преступлениям Императорской Санкт-Петербургской жандармерии приношу искреннюю благодарность за содействия следствию…» – вот так надо было ответить. А затем, кланяясь, убраться прочь. И чем скорее, тем лучше. Достаточно на сегодня залётов. В основном, конечно, стажёра, но за него ответственность несёт старший, то есть она, Даша. И спуститься пешком с семьдесят четвёртого этажа на первый это, в сущности, такой пустяк…

Вот только губы застыли. Заледенели. А ноги словно вросли в камень.

«Я не намерен связывать себя узами…».

Бедная девочка! Действительно, птичка, подстреленная охотником. Икар, опалённый солнцем. Если, конечно, можно зверя назвать солнцем. Светлость. Этот мир никогда не грешил справедливостью даже в определениях. Никогда. Даже когда рюриковичи ещё не получили сверх-энергию. Но теперь…

– У вас ещё остались вопросы? – прохладно повторил князь.

– Остались, – неожиданно для себя глухо отозвалась Даша и шагнула к столу. – Только один. Как вам спится, Ваша светлость? Не грызёт ли совесть по ночам? Не являются покойники? То бишь, покойницы? Ну знаете, как в опере «Жизель»? Безжалостно погубленные вами чистые души? Растленные, лишённые репутации и надежды на счастье?

Она вдруг поняла, что кричит. Закусила дрожащую губу, останавливая поток бессвязных слов. Похрен. Уже достаточно для увольнения. Но кричать и истерить это так по-бабьи! Вот если бы вынуть стечкин и выстрелить! Прямо в гладкий лоб. Или в эти надменные глаза владыки жизни. За всех таких птичек. За всех…

– Вот поэтому женщинам и нельзя служить ни в армии, ни в жандармерии, – презрительно хмыкнул оборотень. – Отставить истерику, господин лейтенант. Кр-ругом и шагом марш. Вон.

– Вы не смеете так со мной разговаривать. Я офицер!

– Вызовете на дуэль? – князь поднял брови.

Наплевать. На всё уже – наплевать. Даша потянула перчатку с руки. У неё есть чин, у неё есть ранг. Она не только женщина. А лейтенант имеет право… Внезапно её плечи обхватили крепкие руки.

– Благодарим, Ваша светлость. Простите, что побеспокоили в неурочное время. От лица Отдела по особо важным преступлениям Императорской Санкт-Петербургской жандармерии приносим искреннюю благодарность за содействие следствию…

Даша не поняла, как эти слова вырвались из правильного отдела её мозга. Или она бредит? И