Слуга Государев. Тетралогия - Денис Старый

— А у меня теперь уже никаких секретов нет! — сказал я.

Пауза…

— Хорошо… Уже давно шло следствие, Горюшкина должны были брать скоро. Там эпизодов много. Ну зачем ты влез со своей местью! Ну просил же я…

Теперь уже была пауза, спровоцированная мной. Я даже остановил машину.

— Вот и берите папашу, а сынка уже взял я! — подумав, прислушавшись к внутренним переживаниям, решительно сказал я. — И… Коля… Ты прости, я же считал тебя полным дерьмом. А ты не полное…

— Иди к черту, Макс! — усмехнулся абонент.

Я скинул вызов, осмотрелся по сторонам, прикрыл камеру, пересел в новый автомобиль. Теперь это был фольсваген поло. По газам…

— Я снова с вами! — сказал я, рванув с места с пробуксовкой.

А радио не прекращало сыпать информацией:

— Президент Российской Федерации поручил разобраться со случившемся. Глава государства уточнил, что в деле об аварии могут быть злоупотребления некоторыми чиновниками своими полномочиями. Между тем, президент осудил самосуд и… Глава Следственного Комитета пообещал…

— Неужели… — усмехнулся я и обратился к своей аудитории: — Теперь я еду сдаваться. Если кому интересно, то буду через час на Лубянке, 38. Думаю, вы все знаете этот адрес.

Вот уже и Лубянка. Увидел, что не меньше ста человек ждали моего приезда, отслеживая в своих телефонах трансляцию. Наверняка еще полчаса — и я мог бы собрать митинг. Хозяева телеграмм-канала должны быть еще мне благодарны. Число подписчиков у них резко увеличилось.

Гордо подняв подбородок, я, остановившись почти что у самых дверей в штаб-квартиру ФСБ, вышел из машины.

— Старик! Мы с тобой! — выкрикнул кто-то неподалеку.

Шаг… еще один… И вот я вижу, как целится охранник Горюшкина. С сомнением, с жалостью. Как же его напугали, что он сейчас ломает напрочь свою жизнь. Я прощаю этого убийцу. Я покарал настоящего душегуба! Правосудие покарает его отца. Миссия выполнена…

— Бах! — услышал я выстрел, а потом ощутил страшную боль.

Темнота…

Глава 2

Где я? Кто я?

Новгород

15 сентября 865 года

Сознание вспыхнуло разом. Вот — темнота. И вот — яркий солнечный свет, заставляющий зажмуриться.

Мужик какой-то… Невысокий, со шрамом на щеке, с длинными волосами, напирал на меня с мечом. Кругом, ударяя в щиты, стояли другие. Их я бы сравнил с бомжами, уж больно неопрятно были одеты, да и не мыты. Но такие… воинственные бомжи. Почти все — с топорами, отблескивающими на солнце, но были и с копьями.

Можно подумать, что это собрание реконструкторов — но тогда они, на мой взгляд, перебарщивали с реалистичностью. Это сколько надо готовиться, чтобы до такого состояния дойти?

— И-ух! — на выдохе попытался меня достать мужик с мечом.

— Ты кто такой? — выкрикнул я, умудрившись увернуться от удара справа.

Разрываю дистанцию и только сейчас понимаю, что и у меня в руках вообще-то есть хороший такой меч. Хорошо же! Выставляю его в сторону мужика.

— Аз есмь Рорух! Владыка сих земель. Ты же — Вадим не Храброй, ты разбойник лукавый, — был мне ответ.

Еще удар от этого Роруха. Парирую его своим мечом. Но сила удара такова, что у меня, с непривычки, чуть не выпадает меч.

— Ух! — мою кольчугу разрубает клинок того, кто назвался Рорухом.

А-а! Боль… Жуткая боль, но я выбрасываю руку с мечом вперёд, задеваю своего обидчика, ударяя его в живот.

«Рорух? Рюрик? Это был первый русский князь Рюрик…» — последняя мысль посещает меня, когда резкая боль сменяется…

Темнота…

* * *

Лагерь у реки Калка

2 июня 1223 года

Сознание вновь вернулось резко. Солнце уже не слепило, но я все равно прищурился. Был сильный ветер, и с соседних холмов летел песок и каменная крошка. Что вообще происходит? Почему я связан? Руки, ноги. Но стою, поддерживаемый кем-то.

— Великий батыр доволен тобой, Плоскиня! — с жутким акцентом говорил кто-то.

Я все же открыл глаза и увидел перед собой светловолосого мужика в ярких красных одеждах, а рядом с ним… Татарин? Монгол? Вот как с картинки сошел, из книги про Батыево нашествие. Да, уже знаю, это я в прошлом, это не реконструкторы вокруг. От того меча я ощутил такую страшную боль, это точно не игра. По крайней мере, не моя игра.

— Могу ли я развязати князя и отпустити его, яко ты обетовал? — спрашивал светловолосый у воинственного, облаченного в пластинчатый доспех азиата.

— Избери! Умрешь ты или же он, киевский князь Мстислав Старый? Избирай, бродник Плоскиня! — отвечал татарин, ухмыляясь.

Светловолосый достал нож и направился ко мне с явным намерением убить. Знаю я такой взгляд, отрешенный, взгляд человека, который решился…

Я резко отталкиваю тех, кто меня держал и, заваливаясь, умудряюсь и связанным пробить головой в нос светловолосого Плоскини. Он падает теперь уже рядом со мной. Предатель! Я понял, что происходит. Бродники предают киевского князя Мстислава и сдают его монголам.

— Ха! Ха! — скаля зубы, смеется азиат, пиная лежащего без сознания Плоскиню ногой.

Я уже, напрягшись, вытягиваю руки из веревки. Вот-вот. Есть! Одна рука выскальзывает.

— Княже! Не след, забьют! — шепчет мне кто-то, стоящий позади.

Но эта ухмылка! А еще вижу, как секут головы русским людям чуть в стороне, а кому и горло режут.

Поднимаюсь, руки уже развязаны. Отталкиваюсь связанными ногами от земли и лечу в сторону азиата. Он смотрит на меня с недоумением. Я ведь безоружный. Что можно сделать голыми руками?

Но я впиваюсь пальцами в его глазницы и выдавливаю глазные яблоки.

— А-а! — резкая боль пронзает мое тело.

Копье… им ударили столь сильно, что прошили мое тело и пригвоздили меня к земле.

Темнота…

* * *

Москва

11 мая 1682 года

— Богом заклинаю, не надо! — где-то рядом рыдала девчонка.

Сознание в этот раз возвращалось не моментально, я словно пробивался через густой туман. Мысли путались. Не сразу, будто приближаясь, постепенно возвращались и звуки, но к большому сожалению первым полностью обострилось обоняние.

Запах… Нет — настоящая вонь. Я лежал на животе, попробовал приподнять голову, открыть глаза… Аммиачные пары заставили вновь зажмуриться и дышать ртом, ибо чувствительный нос не выдерживал запахов… навоза, сырости, и как будто очень немытого человеческого тела. Не моего ли собственного?

Я не столь брезгливый, напротив. У меня была и корова, и свиньи, куры и гуси. Не белоручка. Убирал за ними, буренку сам доил… Нужно же было хоть чьи-то сиськи мять, если женщины долго не было. Ага! Вот… Какое-никакое, но чувство юмора возвращается.

— Барин, заклинаю! —