Метод Макаренко - Феликс Кресс

В конце концов, меня достали.

Суки!

Первая пуля прошила ногу, вторая попала в плечо, а третья — в позвоночник. Я это понял, потому что ноги разом отстегнулись. В горячке боли нет, но я повалился на землю. Конечности немели Ну вот, теперь точно отбегался. Когда услышал звуки приближающихся шагов, попытался повернуть голову, чтобы посмотреть, кто идёт, но обзор загораживал перевёрнутый ящик.

— Я же говорил тебе, что твои принципы приведут тебя в могилу, — прозвучал холодный голос. Надо мной склонилось бесстрастное лицо Ларина.

— Сука ты, Виталя, — прохрипел я и показал ему средний палец.

Он безразлично пожал плечами и наставил на меня ствол пистолета.

— Ничего личного, братан, — сухо проговорил он, глядя мне в глаза, — просто бизнес. Прощай… друг. Не срослось, как грица.

Он нажал на спусковой крючок, прогремел выстрел, и мир заволокло алым.

Последнее, что я успел увидеть перед своей смертью — это старый советский плакат на стене: «Человек человеку — друг, товарищ и брат!»

А последняя мысль: «Ну хоть пацана спас… Убёг Васька. Живи, малец…»

Глава 2

Новочепецк, 2025

Я не умер. Вернее, умер, но почему-то не до конца. Вот только есть нюанс. Даже два. Я теперь не опер, и на дворе не девяносто седьмой. А-а… Фух! До сих пор не привыкну.

Бегу себе, никого не трогаю. Утренний парк обволакивает меня свежестью и тишиной. Только я, дорожка под ногами и стройные берёзки, словно стражи, по обе стороны. Ни суеты людей, ни рёва моторов. Воздух чистый, пропитанный ароматом зелени, хочется вдыхать его полной грудью. По-настоящему привольно, благодать.

Новое тело, конечно, ворчит — мышцы протестуют, дыхание сбивается, сердце колотится, как у загнанного кролика. Но ничего. Уже третий день я учу его работать по новым правилам и показываю, кто в доме хозяин.

— Егор Викторович! — пропыхтел позади настойчивый женский голосок, безжалостно вклиниваясь в мой идеальный, утренний мирок.

Я мысленно поморщился. Вот же… догнала всё-таки.

— Егор Викторович, ну, подождите же вы!

Притормозив, развернулся к своей преследовательнице. Елена Павловна, завуч по учебно-воспитательной работе, прибавила в скорости, нагоняя меня. Невысокая, худенькая, лицо розовое от бега, волосы растрепались, одна прядь прилипла к щеке. Поправив её за ухо, она тяжело выдохнула, уперев одну руку в бок.

— Егор Викторович, вы не можете так с нами поступить, — выдала она, стараясь отдышаться.

Этот разговор у нас продолжается уже второй день. Она позвонила вчера, хотела узнать, когда выйду с больничного и вернусь в школу. Ну а я сказал ей, что не выйду вовсе. Ну и понеслись уговоры. Надо было по факту заявление написать.

— Могу. И буду, — отрезал я. — Я память потерял частично, Елена Павловна. Как я, по-вашему, буду детей учить, если сам местами ни черта не помню?

Она всплеснула руками, как человек, у которого кончились аргументы, и, кажется, на секунду даже захотела топнуть ногой. Возразить ей было нечего.

Удовлетворённо кивнув, я развернулся и продолжил бег, решив, что на этом наш разговор окончен. Но сегодня Павловна была настроена решительней, чем вчера.

— Егор Викторович! — прокричала она мне вдогонку, звенящим от упрямства голосом. — Я всё придумала!

Я сбился с шага. Так, интересно… Это что-то новенькое. Природное любопытство, которое, как оказалось, никуда не делось и в этой жизни, заинтересованно приподняло голову. Я вернулся к стоящей на месте девушке и склонил голову набок, махнув ей рукой, приглашая озвучить свой гениальный план.

Павловна приободрилась, глаза её заблестели, и, вдохновлённая моим вниманием, она зачастила, как заведённая:

— Мы с вами никому не скажем, что у вас проблемы с памятью! — с жаром выдала она.

Я расхохотался.

— Великолепный план, Елена Павловна! Надёжный, как швейцарские часы! — Я театрально похлопал в ладоши. — Только вот… не убедили.

— Постойте! — Она схватилась за мою руку, словно утопающий за спасательный круг, и посмотрела на меня с отчаянной надеждой в глазах. — Это ещё не всё! Я же вам помогу! Ну, вспомнили же вы меня! И то, что работаете в школе… Значит, и остальное вспомните! Постепенно, со временем! Я же была вчера у вашего врача. Он сказал, что ваша память полностью восстановится. Вы же и так уже многое вспомнили!

И ведь отчасти чертовка была права. Я и правда начал вспоминать, кто я и откуда. Вот только была одна маленькая проблема. Огромная проблема, на самом деле. Я — мент, который погиб в 1997 году. От учителя у меня только фамилия была, да и так канула в Лету. Так уж исторически сложилось.

Очнулся я в больнице в 2025 году. В себя пришёл в теле какого-то субтильного хлыща, в совершенно новом для меня мире. Поначалу ничего не помнил. А потом начали возвращаться воспоминания. Сначала я думал, что крышечка у меня отлетела после того, как близко познакомился с бампером какого-то козла. Но позже я понял, что сбили на остановке не меня, а тело моего предшественника, и работаю я теперь преподавателем русского языка и литературы. Вот мать посмеялась бы.

Он погиб, а его тушку занял я Александр Александрович Макаренко, капитан милиции. Воспоминания «нового» тела начали чередоваться с воспоминаниями из моей прошлой жизни. Это была самая настоящая пытка.

Но спустя несколько дней упорной борьбы с самим собой, я смог отделить зёрна от плевел и навёл в своей головушке хоть какой-то порядок. Так я и узнал, что в прошлом был опером. Лихих девяностых хлебнул сполна и даже повоевать успел.

Характер у меня был под стать времени. Ну а как иначе? Мы выживали, как могли. Удалось вспомнить некоторых коллег, родителей с братом и невесту мою — Маринку. А вот детей у меня не было, не успел. Да и помер я рановато — за день до своей тридцатки. Это я помнил точно. Остальное же всё пока не вспомнил.

Сказать, что я охренел — ничего не сказать. Каюсь, на сутки я завис, пытаясь осознать произошедшее и рефлексируя. Ну а потом принял свершившееся, как факт и взял ноги в руки, став действовать.

Начать решил с физкультуры, потому что тело досталось мне, скажем так, не в самой лучшей форме. К тому же спорт всегда помогал мне привести мозги в порядок. Как говорится, в здоровом теле — здоровый дух. Так я рос, так меня воспитывали! Вот и здесь решил не изменять себе.

А подумать было над чем. Всё-таки новая жизнь, новое время, даже город новый —