Рожденная землей - Эбби-Линн Норр

Раздался «дзиньк», и двери лифта раскрылись. Мы зашли внутрь, я нажала кнопку первого этажа.

– Мама, а что не так с Сараборном? – спросила я.

– Прозвучит слишком безумно, – категорично заявила она.

– Ничего страшного.

– Твой прадедушка Сиракуз был очень эксцентричным человеком. Он верил в фейри, знаешь ли.

– Серьезно? – мне пришлось закусить щеку, чтобы скрыть улыбку.

– Он постоянно твердил о фейри, рисовал их, рассказывал, какие особенные для них наш дом и семья. И что они ищут кого-то, достойного их даров.

Волосы у меня на руках стали дыбом. Не ручаюсь, что Сиракуз правильно разгадал намерения фейри, однако же более поразительным было слышать об этом из маминых уст.

– Почему ты ничего такого не рассказывала раньше? Хотя бы перед моей поездкой в Ирландию.

– Да это же такая чепуха, – сказала Лиз. – Мне не хотелось забивать тебе голову всякой ерундой.

Самое последнее, что ей сейчас было нужно, – мои провокационные вопросы, но я должна была знать.

– Если ты в это не веришь, почему тогда испугалась?

Она неловко потупилась. Лифт остановился, и мы вышли в коридор, залитый светом больших окон. Мама повела меня налево.

– Во мне проснулось чувство, будто с тобой может случиться что-то плохое, – сказала она очень тихо.

– Как с Майлис? – добавила я, внимательно следя за выражением маминого лица.

Она посмотрела мне в глаза и не отвела взгляда.

– Фейт рассказала о ней?

Я отрицательно мотнула головой.

– Я нашла ее дневник в библиотеке.

Румянец на маминых щеках снова потускнел.

– Бедняжка, она сошла с ума. Внезапно стала говорить о фейри, как Сиракуз. А потом самоубийство, – мама сжала в руках платок. – У меня был приступ суеверия, – в ее голосе послышалось легкое дребезжание, – чувствовала себя неважно, и все думала, что ты в этом месте с его странными историями…

– Я в полном порядке, мам. Волноваться не о чем.

– Вижу. Мне жаль, что так вышло. Для тебя было бы лучше остаться там до конца лета. А я с головой ушла в омут собственных душевных терзаний, – она грустно покачала головой. – В моем возрасте поддаваться суевериям просто неприлично. Я думала, что изжила это в себе. Наверное, старею.

В ответ я улыбнулась:

– Ничего ты не стареешь, мам.

Мы толкнули дверь и вышли во двор больницы. Сияло солнце. Греющихся в его лучах было немного – мужчина в инвалидном кресле и женщина на скамейке неподалеку. Первый сидел с закрытыми глазами, откинув назад голову, вторая читала книгу.

Я подвела маму к газону и сняла обувь. Едва прижав босые ступни к земле, ощутила, как по ногам побежали мурашки. Они снова пустили корни, но на этот раз медленно и лениво, так что я даже не споткнулась. Когда я поднимала ногу, корни втягивались обратно, но тут же выползали опять, едва я касалась земли. Вокруг расходилось мягкое свечение растений.

– Что ты делаешь? Ты же с детства ненавидишь ходить босиком, – удивилась мама, вскинув брови.

– А ты сама попробуй. Ощущения дивные. Это как раз то, что я научилась любить, побывав в Ирландии.

Она выскользнула из сандалий и ступила на траву.

– С детства не занималась ничем подобным.

У мамы был бурсит у оснований обоих больших пальцев.

Я взяла ее за руку.

– Правда приятно? Закрой глаза.

Она закрыла глаза и подставила лицо солнцу.

Целительная энергия потекла по мне вверх, от ног к туловищу, и через мою руку – в мамину. Теперь это было легко, как если убрать плотину и дать водному потоку полную свободу.

– Ой, – испугалась мама, – ой, Джорджи!

– Все хорошо, – шепнула я ей.

– Восхитительно, – она громко рассмеялась, и мужчина в инвалидном кресле посмотрел на нас. Я дала целительному потоку дойти до него и до женщины на скамейке. Не то чтобы я специально направила его на них, просто открыла все шлюзы и позволила энергии течь куда угодно.

Я наблюдала, как кожа у мамы напитывается влагой, волосы разглаживаются, а седина у корней переходит в блонд. Тыльная поверхность рук из полупрозрачной стала матовой и уплотнилась. Наросты бурсита уменьшились, выпрямились косточки пальцев. Даже игла от капельницы, к моему удивлению, выпрыгнула у нее из кожи и повисла в воздухе, липкие ленты, удерживавшие ее, оторвались.

Постепенно ход целительной энергии замедлялся, она будто завихрялась и затем неспешно дрейфовала во мне.

– Как себя чувствуешь? – спросила я маму.

Она открыла глаза.

– Что ты сделала?

– Научилась паре трюков в Ирландии. Нет повода для тревоги.

Мама задумчиво на меня посмотрела. Ее глаза увлажнились, она обняла меня.

– Прости меня, Джорджи.

– Что? – моргнула я от смущения. – Нет, мам. Это ты меня прости. Конечно, никто из нас не идеален, но… я никогда больше не буду так давить на тебя.

Она покачала головой и отступила на шаг.

– Я была такой невнимательной, отстраненной. С тех пор, как ушел твой отец, я перестала понимать, что нужно делать. Все, что я умела, – это работать. Мне казалось, если не позволять себе лишние мысли и чувства… – мама тронула рукой мою щеку, – если я не буду любить тебя, я не буду страдать, когда ты уйдешь от меня, как твой отец. Я знаю, это совсем не одно и то же. Какой же идиоткой я была! Как ошибалась!.. Мы потеряли столько лет, проходя мимо друг друга, как корабли в ночи.

– Давай больше не потеряем ни одного дня.

– Нет. Больше ни одного, – кивнула мама. По лицу ее бежали слезы. – Ты простишь меня?

– Прощать легче, когда понимаешь, что и сам не подарок.

Это было начало. Не буду говорить, что с тех пор у нас с мамой полное взаимопонимание. Мы периодически ссоримся и действуем друг другу на нервы. А я все еще пытаюсь понять, как сдерживать негативные эмоции, не позволяя им управлять моей силой. Постепенно у меня получается все лучше. Ах да, еще я сменила фамилию. Теперь я не Сатерленд, а Шихан.

Доктор, рассеянный лысый мужчина в массивных очках, выписал маму в тот же день, объявив, что она совершенно поправилась. Денис была счастлива, хотя несколько раз бросала в мою сторону косые взгляды, словно от меня чем-то попахивало. Я ей ничего не объясняла, да и мама тоже вряд ли. Хорошо, что она просто наемный сотрудник и не сует нос в дела, которые ее не касаются.

Поскольку мои подруги еще не вернулись, мама взяла отпуск, и мы наслаждались домашними каникулами. Так, между прочим, мне удалось записать эти мемуары. Думаю, на этом я пока остановлюсь. Подведу некоторую