Газлайтер. Том 28 - Григорий Володин

«Блин! Я же, идиотка, ещё и ляпнула, что поцелую Данилу…» — вдруг переключилась леди на совсем другие мысли.

Гюрза машинально тронула пухлые губы, как будто боясь, что поцелуй уже случился, а она его проморгала. На самом деле это была сиюминутная вспышка. Она сказала на эмоциях. Конечно, Гюрза не будет его целовать. Ну разве что если Данила сам потянется к ней…

И опять — хриплый рык под металлической сетью.

— У вас нет доказательств! — прорычал Гагер, сворачиваясь под грузом арбалетного болта. — Даже если вскроете мне память, ничего не найдёте!

На этих словах сеть, покрывавшая его тело, вспыхнула синим псионическим светом. Металлические узлы заискрились, словно сеть стала антеннами разума. Сеть изготовлена из аномального металла. Это именно Гюрза сказала отцу, чтобы Гагера накрыли ею.

Гюрза шагнула вперёд — спокойно, уверенно, как учитель перед доской.

— Знаешь, женишок, — произнесла она ровно, — король Данила научил меня одному трюку. А именно — как использовать аномальный металл, чтобы проникать под ментальные щиты. Очень удобно. Особенно когда предатель начинает стирать следы.

Она закрыла глаза. Щупы коснулись искрящейся проволоки и, используя её как проводник, проникли под щиты Гагера. В голове Гагера в это время щёлкали ментальные механизмы.

— Ты запустил программу самозачистки, которую разработали твои менталисты, — произнесла Гюрза. — Вычищаешь свою память кусками, выборочно, по ключевым словам. Но опоздал.

— Ах ты сука! — заорал Гагер. — Как ты оказалась в моей голове и перехватила настройку⁈

— Мне помог один телепат, — откликается леди.

Несколько секунд — и она поднимает ладонь, счастливая. Наглядный урок Данилы, правда, сейчас пригодился ей. Удивительный всё же человек, этот молодой король!

— Вот, — говорит леди, передавая воспоминания Питону. — Вот доказательства, отец. Гагер действительно посылал группу. Факел был с ним на связи напрямую.

Питон молча просматривает образы по мыслеречи.

— Этого достаточно.

Он разворачивается к гвардейцам:

— Увести и взять под стражу до суда Его Багровейшества.

Гагер пытается вскочить, но сеть давит. Сопротивление бесполезно. Всё кончено.

Гюрза, стоя немного в стороне, думает о том, как неожиданно изменилась эта ночь. И как приятно, чёрт возьми, быть снова необручённой. Хммм, а ведь она теперь и правда может целовать кого захочет.

* * *

Я спускаюсь к городку на Белогривом. Змейка сидит позади меня, ворчит, фыркает себе под нос:

— Фака-фака…

Фыркает и ёрзает голой попой. Не любит она верховую езду, ну а куда деваться.

Город впереди вырастает из скал, как нарыв. Небольшой, но заметный: серый, угловатый, как будто его лепили из обломков скал. Он раскинулся посреди лысых скал — вокруг ни лесов, ни лугов. Только рядом лежит узкое пастбище — крошечная полоска зелени в низине, будто положили туда коврик травы. Пасутся там только армейские шестилапки — ухоженные, жирные, перебирающие копытами.

Я краем глаза замечаю сцену. Один бедолага — местный, похоже — попытался подвести свою тощую шестилапку поближе к зелени. Только он опустил повод — тут же подлетели солдаты. Сняли его с седла. Шестилапку отогнали к армейскому табуну, хозяина же поколотили по рёбрам и спустили вниз со склона. Один из охранников даже прокричал, не без гордости:

— Это армейское пастбище, идиот! Твою лошадь конфискуем для нужд фронта!

Я, игнорируя солдатскую реплику, подвожу Белогривого к траве — тот нюхает, фыркает. Потом резко дёргает мордой в сторону, будто плюнул.

Ну, ясно. Трава — дрянь. Не по вкусу ему.

Решаю: не буду бегать по лагерю в поисках генерала Гризла. Пусть сам ко мне придёт. А внимание привлечь — совсем не проблема. Для этого еду в город. На воротах стоят двое. Лохматые огромоны, высокие, как шкафы, и пахнут тоже как шкафы, в которых давно что-то умерло.

— За проход — десять золотых, — заявляет один.

— Вы что, с каждого огромона берёте по десятке? — удивляюсь я.

— Нет, — хмыкает второй. — Только с неместных. Скажи спасибо, что вообще тебя не обобрали до нитки.

— Ну вот вам тогда, — говорю, доставая мешочек. — Заслуженные десять.

Метко кидаю огромону в руки звякнувший мешок и еду на Белогривом вглубь города. За спиной — довольный гогот. Шуршат мешком, рассовывают монеты по карманам. Уже делят, кто сколько.

И тут — бах!

Карманы стражников взрываются, а сами они в ужасе подпрыгивают. Под иллюзией монет я передал петарды, причём, как оказалось, неслабые. Стражники с ором шарахаются в стороны и падают на землю, хлопая себя по разорванным штанам. У одного от страха мех встаёт дыбом, второй буквально поседел.

Как я и сказал, заслуженные десять.

Веду коня на самую широкую улицу и разглядываю вывески. Мой выбор падает на садовую лавку. Змейка остаётся снаружи — охраняет Белогривого, и лучше к Горгоне не подходить, если тебе дорога нижняя челюсть. Она и на коня рычит, когда скучно.

Внутри — пыль, мешки, запах старых корнеплодов. За прилавком болтают двое огромонов. Один — коротышка, наглый, с бородкой как у крота. Второй — массивный, с руками как бочки, и большей частью только поддакивает первому.

— Мне нужны семена кормовой травы, — говорю без лишних расфусоливаний.

Коротышка даже не поднимает глаз:

— Вон мешки. Овсяница луговая, нормальная трава, если не загнётся.

— У меня не загнётся. Сколько?

— Десять медиков.

Ну хоть здесь ценники без перегиба.

Пока лезу в поясной кошель и передаю деньги, в мыслеречь врывается радостный голос Насти:

— Даня, Гагера взяли! А ещё показ энта сработал, и Багровый Властелин в восторге…

Она ещё щебечет, что Багровый выдал мне какой-то мандат, но об этом потом подумаю. А то, что Гагер пойдёт под суд — очень даже хорошо. Одной проблемой станет меньше. Он, конечно, хитрый жук и ещё попробует выпутаться, но и мы начеку.

Один из огромонов вдруг косится в окно:

— Это твой конь?

— Мой, — отвечаю. Змейку оттуда не видно — она стоит за спринтом, а то бы коротышка ещё больше впечатлился.

Огромон выпрямляется, усмехается и лениво говорит:

— Мы его забираем. В счёт оплаты за мешок.

Я моргаю.

— Я же только что оплатил.

Коротышка глянул на напарника и довольно щёлкнул языком:

— Кажется, он не понял, брат.

Молчаливый мотает шеей, потирая кулаки. Типичный жест: «ща мы