Немое Заклинание - Николай Павлович Иванников

— Вполне, — ответил я.

— Отлично, значит недопонимание улажено. А теперь нам лучше поторопиться, маркграф не любит ждать.

Он вновь рванул по коридору, и мы с Кристофом, не сговариваясь, устремились за ним. Промелькнули еще два просторных холла, в которых на страже стояли гвардейцы с ружьями. Затем Ван-дер-Флит провел нас в просторное помещение с длинным столом, заваленном бумагами.

На деревянной подставке стояли всяческие штампы с бронзовыми рукоятями, а за столом, на стуле с чрезвычайно высокой спинкой, сидел узколицый человек с длинным носом и что-то старательно писал в толстой книге. Перо в его руке так и мелькало. Он очень напомнил мне аиста, что вечно вил гнездо на крыше нашего дома в имении под Новгородом. Такой же долговязый, узкий, и даже нос у него был почти того же цвета — красный. Вероятно, это был никто иной, как секретарь господина Хардинера.

Заметив нас, человек тут же отложил перо и поднялся на ноги. Стул со скрежетом отъехал по полу.

— Герр Сумароков? — спросил он, уставившись на меня тяжелым взглядом круглых глаз.

В подтверждение слов, я коротко поклонился. Секретарь кивнул на ряд стульев у стены:

— Зетцен зи зих…

Я понял это, как приглашение сесть и вопросительно уставился на Ван-дер-Флита. Он спросил что-то у секретаря по-немецки. Тот ответил. Ван-дер-Флит понимающе покивал.

— Маркграф приглашал на аудиенцию только вас одного, — пояснил он. — Мсье Завадский может дожидаться вас здесь, а я пока вынужден откланяться. У меня есть еще кое-какие дела в столице. Буду ждать вас в полдень в «Еловой ветке».

Сказав это, Ван-дер-Флит поклонился каждому из присутствующих и покинул приемную. Мы с Кристофом сели на стулья, а секретарь прошел в кабинет маркграфа и отсутствовал несколько минут. Потом вышел, распахнул дверь во всю ширину и громко объявил:

— Герр Сумароков!

Слова его гулким эхом отразились от стен. Я немедленно поднялся и прошел в кабинет.

Помещение, в котором я оказался, впечатляло своим размерами. Пожалуй, здесь мог бы разместиться весь наш полицейский участок, да еще и с конюшнями в придачу. Длинные окна шли друг за другом непрерывным рядом, пропуская внутрь потоки солнечного света, которые ложились на мраморный пол косыми полосами, пересекая весь кабинет от стены до стены. Снаружи приглушенно доносились неразборчивые голоса и тупой стук, как будто кто-то забивал гвозди в доски.

По центру кабинета стоял стол, настолько огромный, что я усомнился в его практичности — сидя на одном его краю вряд ли можно было внятно расслышать слова человека, который обращался бы к тебе с другого его края. Впрочем, вряд ли места за этим столом когда-либо были заняты все без остатка. Об этом говорило и количество стульев за ним — их было всего с десяток, и сдвинуты они были к дальнему краю стола, где во главе сидел маркграф Хардинер.

Поза его была крайне расслабленной. По сути он не сидел, а полулежал в своем кресле, повернувшись к столу боком и закинув ногу на ногу. Вид у него при этом был очень задумчивый, в первый момент мне показалось даже, что он и не заметил моего появления. Взгляд его витал где-то в пространстве, а пальцы обеих рук он держал перед собой, приставленными друг другу самыми кончиками.

Я вопросительно повернулся к секретарю, но он уже плотно закрыл за мной двери. Тогда я проследовал к столу и остановился на почтительном расстоянии от хозяина кабинета. Нарочито звонко щелкнул каблуком, дабы привлечь к себе внимание. Поклонился.

Хардинер покосился на меня и вздохнул.

— Рад видеть вас в добром здравии, господин Сумароков, — сказал он по-русски. — Как вам спалось нынче ночь в нашем славном Сагаринусе?

— Спасибо, не очень, — ответил я. — Все время одолевали разные мысли.

— «Мыслю эрго существую»! — вольно процитировал Декарта Хардинер.

— Не стану спорить, — согласился я. — Но порой ночью желательно просто спать, а не думать о вещах неприятных и даже ужасных. Как о четвертовании, например.

— Целиком с вами согласен! — Хардинер оттолкнулся от спинки кресла и одним движением поднялся на ноги. Прошелся вдоль стола, поглаживая подбородок. — Однако ответьте мне на один вопрос, господин Сумароков: как далеко вы готовы зайти, чтобы спасти своего товарища от нежных рук палача?

Что-то очень нехорошее послышалось мне в его голосе. Но в словах этих явственно читалось стремление поторговаться, а значит за жизнь Генриха Глаппа уже была назначена какая-то цена. Вопрос был лишь в том, смогу ли я ее потянуть.

— У себя на родине, — ответил я маркграфу, — я состою на государевой службе, сыщиком сыскного приказа. И основной моей обязанность является борьба со всякого рода незаконными проявлениями. Находясь в Великом княжестве Сагарском, я не собираюсь отступать от своих принципов и что-то предпринимать в нарушение местных законов. Это все, что я могу ответить на ваш вопрос, ваше сиятельство.

Я поклонился. Хардинер хмыкнул, покосившись на меня. Спросил, почти на разжимая при этом зубов:

— Если уж вы столь дорожите своими принципами, господин сыщик сыскного приказа, то объясните мне, с какой целью вы со своим напарником — мсье Завадским, кажется? — не далее, как полчаса назад вошли в покои принцессы Софии Августы Фредерики Ангальт-Цербстской? Или же вы полагали, что коль сделали это тайно, то никто не сможет об этом прознать?

В груди у меня так и похолодело. Выходит, кто-то все же заметил, как мы с Кристофом заходили в комнату принцессы? Надо же как быстро здесь работают доносчики!

Но я ни единым движением не выказал своего смятения. Однако, мне следовало все объяснить Хардинеру таким образом, чтобы у него не возникло ни малейшего сомнения в нашей с Кристофом добропорядочности. И сделать это надлежало немедленно.

— Мы с мсье Завадским загодя прибыли во дворец на аудиенцию к вашему сиятельству, — медленно начал я, тщательно подбирая каждое слово. — У одной из комнат мы услышали, как за дверью плачет некая девушка. Как люди благородные, мы не могли просто пройти мимо, и решили выяснить, не можем ли мы чем-то помочь. Мы и не предполагали, что встретим там принцессу Ангальт-Цербстскую. Она, как и всякая порядочная девица, слезами провожала свою прежнюю жизнь, чтобы стать супругой Великого князя Ульриха уже без всяких сожалений! Убедившись