Похоронное бюро «Хэйзел и Смит». Египетский переполох - Мария Сергеевна Руднева

– Что вам… надо… – прохрипел я, в глубине души все еще надеясь, что это простое ограбление.

Он низко рассмеялся и не ответил.

Наклонившись, он сгреб меня за грудки и, легко подняв над землей, впечатал в стену. Я вскрикнул. Тело пронзила боль, я чувствовал себя бабочкой, жертвой лепидоптеролога, пришпиленной к подушке, и ничего не мог сделать.

Усилием воли заставив себя поднять голову, я встретился с ним взглядом.

Меня поразил этот взгляд – холодный, лишенный всякого сочувствия к тварям земным. Человека с таким взглядом сложно было представить иначе как в Бедламе.

Продолжая удерживать меня одной рукой, он опустил другую вдоль туловища, и я услышал отвратительный звук металла. Он достал нож, или..?

Скосив глаза вниз, я увидел в свете того же фонаря устрашающего вида скальпель – чистый и блестящий, за которым хорошо ухаживали… И которым явно умели пользоваться.

Тонкое лезвие уперлось мне в шею.

– Так-так, – прохрипело чудовище, держащее мою жизнь на ниточке.

– Остановитесь! – крикнул я, но получился жалкий писк. – На помощь!

– Кричи, кричи, птичка… – осклабился убийца. – Твой рот скоро послужит другим целям.

Холодное ощущение смерти у горла сводило меня с ума. Не так я намеревался умереть, не так, не здесь и не сейчас! Мне казалось ужасно несправедливым – я пытаюсь помочь стольким призракам, но я не готов стать одним из них!

При мысли о холодном Дуате, о выборе без выбора, о том, что мне придется вечно скитаться по земле, меня охватила паника.

Не осознавая, как это может быть опасно, я с силой ударил его в пах. Он, не ожидая от меня сопротивления, на миг ослабил хватку, и это позволило мне выскользнуть из-под ножа. Но он опомнился через миг и, схватив меня за шею, швырнул на землю.

Со скальпелем в руке он надвинулся на меня, и я смог разглядеть его в полной мере – заросшее бородой лицо, копна спутанных волос, заляпанный грязью и кровью сюртук, какие хирурги носят из поколения в поколение, и безжалостный, безумный взгляд.

– На помощь! – снова крикнул я, и он ударил меня ногой в живот.

Задохнувшись, я смог только свернуться калачиком, пытаясь защититься, и мысленно попрощался со всеми, кто был мне дорог.

Оставалось только надеяться, что Валентайн сумеет довести дело до конца один…

Не успел я подумать о нем, как темная молния обрушилась на убийцу, заставляя оставить меня в покое. Это был Валентайн! В одной только рубашке, вооруженный тростью, он сошелся с убийцей в схватке, и зрелище это было столь же ужасающим, сколь и завораживающим.

Я знал, что перед тем, как остепениться, Валентайн вел жизнь авантюриста, но только сейчас мог наблюдать, на что он способен. Он дрался не как джентльмен. Нет! Он дрался как матрос, контрабандист, уличный воришка – кто угодно, но не джентльмен. Его грязные приемы ошеломили убийцу, заставили растеряться. И я вдруг понял: он не ждал, что кто-то решится вступить с ним в схватку.

Такие, как он, привыкают брать силой и страхом и не встречают сопротивления. Трепыхание жертвы они не воспринимают всерьез.

А настоящие противники редко попадаются ему на пути.

И Валентайн оказался таким – ловкий, юркий, абсолютно беспринципный, он был неуловимой целью для сражающегося с ним убийцы. Сверкнул скальпель, и я зажмурился от ужаса, но в следующую минуту услышал хриплый рык боли от убийцы.

А потом увидел, приоткрыв глаза, как трость Валентайна опустилась ему на голову тяжелым набалдашником. Если бы на месте нападавшего был обычный человек, он бы, наверное, упал с проломленным черепом или хотя бы лишился чувств. Убийцу же удар Валентайна только лишил желания продолжать драку.

Развернувшись, он скрылся в тени – удивительно быстро, и я не уверен, что нам удалось бы его догнать. Валентайн сделал было охотничью стойку ему вслед, но, опомнившись, махнул рукой и подбежал ко мне, опускаясь рядом на колени.

– Дориан, Дориан, вы в порядке? – обеспокоенно спросил он.

Его руки ощупали мое лицо и затылок, и он замер на мгновение, лицо его перекосилось от ярости. Когда он отнял руку, пальцы его окрасились в красный.

– Он вас ударил, – прорычал Валентайн.

– Но кроме этого, к счастью, ничего не сделал, – улыбнулся я, пытаясь его успокоить.

Боль в затылке, пульсирующая, неотвратимая, нарастала – словно Валентайн привлек к ней внимание, и я больше не мог ее игнорировать.

Перед глазами все поплыло.

– Дориан! – закричал Валентайн.

Его руки подхватили меня, не давая упасть на землю.

– Держитесь, Дориан, я отвезу вас домой, – услышал я торопливый шепот над ухом, прежде чем темнота окутала меня и газовый фонарь над нами не погас.

Очнулся я дома, в собственной кровати, переодетый и с тщательно перевязанной головой. Едва я попытался пошевелиться, как сразу понял – затея гиблая. Голова отчаянно болела, и все тело ныло, как будто меня били ногами. Хотя почему – как? С какой же силой швырял меня этот безумец, что меня словно дилижансом переехало?

Я повернул голову и увидел, что в кресле у кровати спит Валентайн. Даже во сне его черты свела хмурая задумчивость.

– Валентайн, – тихо позвал я.

Он тут же открыл глаза.

– Дориан, – уронил он. – Не смейте больше так меня пугать.

– Я ничего не сделал… Просто шел домой…

– Почему вы не взяли кеб? – Валентайн прижал ладонь ко лбу. – Ух, они умны… И скорее всего, следят за нами. Изумительно, не успел Браун докопаться до побега Кайла, и вас уже спешат убрать.

– Но вы ведь тоже свидетель?

– Я, как мы успели заметить, им нужен. Из-за шрама… Не знаю зачем. – Валентайн устало мотнул головой. – И все-таки они подбираются ко мне с другой стороны. Возможно, дело даже не в Кайле – вы просто им мешаете. Мы с вами слишком близки, а первое, что делают сектанты, подобные им – стараются отдалить жертву от семьи и друзей.

– Как-то они это слишком радикально делают. – Я попытался улыбнуться, но вышло лишь слабое подобие улыбки.

Валентайн посмотрел на меня с сочувствием.

– Пожалуй, лучше вам выйти из игры, Дориан, – тихо сказал он. – Я не желаю рисковать вами. А нас достаточно для того, чтобы поймать за руку этих безумцев.

От возмущения я резко сел на кровати и тут же об этом пожалел. Голова закружилась, и я вынужден был опереться на руку.

Валентайн одним