Похоронное бюро «Хэйзел и Смит». Египетский переполох - Мария Сергеевна Руднева

– А раньше, выходит, боялся, бедняга? – ухмыльнулся я.

Леди Рейвеншторм подмигнула мне:

– Вы даже не представляете себе, как сильно налегал на бренди мистер Пиккль! Валентайн тогда только-только ушел из дома, хлопнув дверью так громко, что слышно было даже в Дублине и Кардиффе. И конечно, на тот момент он не имел никакого веса в борьбе за бренди.

Я насторожился. Все еще узнавая о Валентайне из случайных оговорок, я никак не мог собрать воедино картину – кто же он такой? Я надеялся, что леди Рейвеншторм продолжит интересную тему, но она, женщина умная и рациональная, либо очень дорожила своим временем и помнила о цели нашей встречи, либо, что я находил более вероятным, охраняла тайну своего друга.

И была в этом совершенно права. Если бы Валентайн хотел, он бы рассказал о себе что-то кроме того, что у него есть тетушка и напряженные отношения с семьей. По правде говоря, прошел уже год с момента нашей встречи, а я до сих пор не знал, где он проводит ночи.

Принесли чай и обед, и я отвлекся от своих размышлений, сосредоточившись на деле.

– Дориан, я должна рассказать вам, что узнала, – понизив голос, сказала леди Рейвеншторм. – Вы запомнили человека, который победил на аукционе?

– Да, я успел его рассмотреть. – Я кивнул. – Скажу прямо, не из тех людей, которые могли бы стать моим клиентом.

– Почему?

– Он выглядит как человек из семьи с собственным склепом и живущим при доме священником. Вместо того чтобы обращаться к гробовщикам, такие люди нанимают могильщиков, или же лопатами машут садовники. Проще говоря, он демонстративно богат и явно знатен.

– Вы в самом деле очень наблюдательны, – улыбнулась леди Рейвеншторм. – Этот человек действительно принадлежит к очень богатой семье. Не являясь прямым наследником, он тем не менее очень сблизился с главой семьи, престарелой своей тетушкой, и в полной мере рассчитывает на то, что состояние перейдет к нему.

Я вспомнил несчастную миссис Эдвардс и подумал, сколько же таких паразитов-племянников еще выпьют крови у бедных женщин?

– Вдову зовут Клара Рассел, и от своего покойного мужа, пэра, она унаследовала не только поистине королевское богатство, но и огромную коллекцию разнообразных диковин. Покойный пэр Рассел хорошо разбирался в древностях – и ценностях, – а потому коллекция не знает себе равных. Хранители Британского музея многое отдали бы за то, чтобы взглянуть на некоторые экспонаты… Я присвистнул.

– Как видите, леди Рассел не бедствует. А этот юноша, его зовут Майкл Эдвард Рассел, ее сын. Его отец погиб в Эдинбурге во время железнодорожной катастрофы, и они живут теперь вдвоем… Он пока так и не женился. Скорбит по отцу, оставаясь единственным наследником своих родителей.

– Какая… сентиментальная история, – сухо заметил я.

– Я считаю так же, – кивнула леди Рейвеншторм. – Однако большинство общих знакомых принимают его доброжелательность за чистую монету. Леди Рассел в восторге от того, что Майкл увлекся коллекцией пэра Рассела и поддерживает ее в надлежащем виде. И даже пополняет… На прошедшем аукционе он был ее представителем.

– Стало быть, располагал ее состоянием?

– Именно, потому и позволял себе повышать ставки так бездумно. Хотя…

Леди Рейвеншторм осеклась. Я вопросительно на нее посмотрел.

– Я не могла наблюдать за ним во время аукциона, он сидел позади всех, но… – медленно начала она. – Один мой знакомый, место которого было как раз рядом, упомянул, что он делал ставки лишь для проформы. Самые низкие. Как будто его не интересовали лоты… Кроме самого последнего. И вот там он быстро обошел конкурентов…

– Которые к тому же выдохлись на предыдущих лотах, – кивнул я. – Это только подтверждает то, что мы и так понимаем. Он охотился за анкхом, и теперь мы знаем, где он. Но вряд ли вдова Рассел охотно показывает коллекцию всем подряд с улицы?

– Что вы, конечно, нет. – Леди Рейвеншторм щелкнула веером. – Даже когда она устраивает салоны, доступ к коллекции открывается лишь для избранных…

Я вздохнул.

Простой гробовщик, пусть и нувориш, вряд ли входил в их число.

– Я попробую что-нибудь придумать, Дориан, – мягко сказала леди Рейвеншторм. – Но взамен, прошу, расскажите мне последние новости. По городу ходят тревожные слухи об убийствах… Которые носят ритуальный характер. Это правда?

– К моему невероятному сожалению, да. – Я как мог, сглаживая чудовищность происходящего, честно рассказал ей обо всем, начиная с первого убийства и заканчивая визитом Брауна и Майерса к нам в контору.

Выслушав меня, леди Рейвеншторм некоторое время задумчиво открывала и закрывала веер, разглядывая кружевной узор. Наконец она подняла взгляд, в котором пылал огонь:

– Мы обязаны это остановить, Дориан! Все это… чудовищно!

– Ниточка ведет к Кларе Рассел. Анкх пока единственная зацепка.

Леди Рейвеншторм сжала пальцами виски.

– Убийства, мумии, призраки, которые не могут упокоиться в мире… Почему Лондон притягивает к себе все эти ужасы? Вспомнить хоть того вашего индийского убийцу…

– А куда же им еще притягиваться, кроме как в город вечного траура? – криво усмехнулся и потянулся налить ей чай.

– Господи боже мой… – тихо проговорила она. – Я только надеюсь, что хотя бы в этот раз Валентайн обойдется без глупостей…

Я не был так оптимистичен, как леди Рейвеншторм, потому что подозревал, что Валентайн уже по уши влез в какие-то глупости.

Как и было обговорено, после обеда с леди Рейвеншторм я отправился в контору – дожидаться его возвращения. Викарий Майерс должен был присмотреть за ним, и это единственное, что усмиряло мою тревогу.

В конторе было пусто, и я, не находя себе места, принялся наводить порядок. Из-за обилия работы у меня давно не доходили руки как следует прибраться, а не устроить видимость порядка. Так что… Я тщательно протер пыль всюду, где только мог. Перемыл и перебрал на полке чашки и прочую посуду. Отмыл чайник от накипи. Без почестей и сантиментов похоронил позавчерашние сливки и недельной давности молоко. Переложил с места на место конторские книги на столе. Расставил папки в шкафу по алфавиту. Заменил чернила в чернильнице и сел затачивать перья – у Валентайна была перьевая ручка, я же по студенческой привычке предпочитал гусиное перо. Взгляд мой упал на плед на кресле. Оставив в покое перо, я подошел к креслу и поправил плед так, чтобы он лежал ровно посередине. Потом мне показалось, что шторы сдвинулись, из-за чего в угол с дагерротипом и постмортем машиной попадает слишком много света, и я отошел поправить их.