Пленники раздора - Алёна Артёмовна Харитонова

Повернись их судьбы иначе, могли бы они все быть обережниками или ходящими. Мог бы Клесх оказаться вожаком стаи кровососов. А неуловимо похожий на него мужчина с проседью в волосах и уставшими глазами мог бы быть главой Цитадели.

– Меня зовут Клесхом, а его – Озброй. Мы ратоборцы Цитадели, – спокойно сказал обережник.

– Я Зван, – ответил старший из прибывших. – А это Дивен.

Его спутник угрюмо кивнул.

Они молча отвязали от ног лыжи и так же, как до этого обережники, воткнули их в сугроб.

– Садитесь. – Клесх кивнул на войлоки.

– Что за помощь нужна Цитадели от тех, кого она убивает? – спросил Зван, как только устроился поудобнее. – И зачем нам помогать охотникам?

Озбра помешивал в котелке булькающую похлёбку и помалкивал. С Клесхом он пошёл потому, что после исчезновения старградского воя стало понятно: осенённым лучше не ездить поодиночке. А главе и подавно.

С ними порывался отправиться и Нэд, да ещё Дарена хотел с собой прихватить, но Клесх в ответ расхохотался и предложил в таком разе снарядить целый отряд с целителями, буде кто захворает, и колдунами, буде кто помрёт. Посадник побурчал для порядка, но без задора. Самому смешно стало.

– Нам нужен Серый. Он убивает людей, – сказал Клесх. – И я знаю, что стаю свою он прячет у вас в Лебяжьих Переходах.

Лица Дивена и Звана не дрогнули.

– Я знаю также, что, покуда его не было, оборотни ни нам, ни вам столько беды не чинили.

Зван покачал головой.

– Больше всего беды нам чинит не Серый, а Цитадель. Теперь же вы и вовсе взялись пускать под нож всех без разбору. И диких, и… остальных. По лету охотник проходил мимо Пещер и убил пятерых ребятишек. Они шли поглядеть старую бобровую плотину…

После этих слов плечи Дивена окаменели.

Клесх удивился.

– Мимо Пещер? Напомни мне, скудоумному, в какой город или в какую весь он мимо Пещер мог проходить? – Ходящие переглянулись, а обережник продолжил: – Через ту чащобу и дорог-то нет. Ни один сторожевик в этакую даль не потащился бы. На кой надо по бурелому скитаться, ежели на десять вёрст окрест не живут люди? И так забот полон рот.

Дивен бросил быстрый взгляд на вожака и сызнова угрюмо повернулся к обережнику.

– Веры тебе, сам понимаешь, нет.

Клесх хмыкнул.

– Нужна мне ваша вера. Говорю, как есть.

– Детей из лука сняли! – яростно вскинулся Дивен. – Стрелы ваши мы знаем.

Обережник развёл руками.

– Нешто наши стрелы одни мы пускать можем? – Однако, увидев, как ожесточилось лицо собеседника, разъяснил: – По лету пропал су́йлешский вой. Его нашли замученным и привязанным к дереву на распутье. Сам понимаешь: ни стрел, ни оружия при нём не было. Глаз, к слову говоря, тоже.

Зван и Дивен промолчали, однако лица их были застывшие, будто мужчины вступили промеж собой в молчаливый спор. Клесх не торопил ходящих, давая им собраться с мыслями.

– Я думаю, Зван, – наконец сказал он. – О многом ты и сам давно догадываешься. Ты с Серым бок о бок живёшь. И не поверю, что соседству этому рад. Поди, хлопот с ним?

Ходящий невесело усмехнулся.

– Как и с вами. Только знаешь, чего я опасаюсь, охотник: что ныне я тебе помогу, а потом Цитадель за мою стаю примется.

– Примется, ежели вы, как Серый, пойдёте деревни зажирать, – твёрдо ответил ратоборец.

– Вот и я о том. – Зван усмехнулся. – Зачем тебе ждать да гадать, ежели можно одним махом… и Серого, и нас вместе с ним. В чём разность-то?

– Разность? – удивлённо переспросил Клесх, однако ответил: – Серый – зверь, одуревший от крови и силы. В нём людского, почитай, не осталось. А в вас оно живо, Зван. И в тебе, и в Славене, и в спутнике твоём. Верно? И жизнь свою человеческую вы помните. И тех, кого навсегда покинули, перестав людьми быть, тоже. Помните, каково это – бояться ходящих. Вас бояться. Смерти, посмертия страшного. Разве давным-давно схоронившая вас родня: сёстры, братья, дети их – разве все они заслужили стать едой для безумной стаи?

– Уж не тебе, охотник, про родню-то заикаться, – отозвался тот же миг Дивен. – Ишь, явился совестить нас.

Обережник хмыкнул.

– Совестить? Плевать мне на вашу совесть. Как и на вас. Мне людей сберечь надо. Ясно? Ежели вдуматься, то и вам тоже. Серый скоро вас вовсе без пропитания оставит. Нынче, едва смеркаться начинает, народ по домам хоронится. Торговые поезда редки стали, как самоцветные камни. Люди боятся. А для вас их осторожность – это голод. Да ещё оборотни яриться начнут. Их и без того развелось… Волков обычных в лесу меньше.

Ходящие слушали эту отповедь враждебно, но со вниманием. В их глазах по-прежнему отражались глухое упрямство и уверенность, что любая помощь Цитадели станет первым шагом к гибели стаи.

– Ну, добро, поможем вам с Серым, – сказал наконец Зван. – Так и что в итоге? Дух переведёте, да за нас приметесь?

– Хотели бы, уже бы принялись, – ответил Клесх. – Где искать вас знаем.

– А чего ж тогда до сих пор не нашли? – с вызовом спросил Дивен.

– Я видел Славена, – спокойно ответил Клесх. – Видел его жену. Да и сторожевики тихвеньские сроду не жаловались, что зажирают окрестные веси. Выходит, в Переходах вы давно, а тут допрежь тихо было. Потише даже, чем в окрестностях тех же Встрешниковых Хлябей. Но вот изник из чащи Серый и…

Он не договорил. Не было нужды.

Зван задумчиво смотрел в пустоту, а потом спросил:

– И какая помощь тебе нужна?

– Донесите до Серого весть, что в конце четвертой седмицы зеленника́ из Гро́дны в сторону Семи́лова через Цитадель и Шарнавку пойдёт обоз. Богатый обоз, народу много. Скажите, что повезут в том обозе добро для ярморочного торга, а поведут его трое ратоборцев. И будет на их пути старая гать, перед которой путники всегда становятся на постой. С одной стороны там болота, с другой – лес. Скажите, что одним вам с обережниками не сладить. Но ежели Серый со своей стаей подсобят, то сможете добычу поделить: вам товар, ему охотников.

Дивен и Зван переглянулись.

– Коли так, нам придётся идти с ним. Иначе не поверит. Но ежели пойдём, попадём в ту же засидку, – произнёс Дивен. – И вы накроете всех.

– А вы не суйтесь ближе, чем на два перестрела, – честно предупредил Клесх. – В горячке разбирать не будем, кто свои, а кто чужие. Держитесь позади, да глядите, чтоб ни одна