Концессионер - Дмитрий Шимохин

Я перевел палец на бассейн Лены.

— Мы сможем, наконец, безбоязненно отправлять тысячи рабочих на золотые россыпи Лены, Олекмы и даже на Чукотку, не опасаясь, что они умрут от цинги зимой. Золото, которое сейчас лежит мертвым грузом под вечной мерзлотой, рекой потечет в казну Империи!

Я видел, что Император слушает с напряженным вниманием. Теперь я говорил не о туманной геополитике, а о конкретной, осязаемой выгоде.

— И дороги, — я перешел к главному. — Утвердившись в Маньчжурии, мы сможем провести прямую, кратчайшую ветку от Читы, минуя горы Хингана, без постройки моста через широкий в нижнем течении Амур, до нашего нового порта Владивосток. Это обеспечит круглогодичную связь с Русскими тихоокеанскими владениями. А в будущем… в будущем эта ветка станет самой важной, самой прибыльной частью Великого Сибирского Пути!

Великий князь, достав подсигар, закурил. Затем, поблескивая пенсне, остро взглянулна меня.

— Вы говорите о дорогах, Тарановский. Вы считаете, что дорога через Сибирь — это реально?

— Более чем, Ваше Высочество. Американцы, с которыми Ваше Высочество изволили вести переговоры по устройству трансконтинентального телеграфа, уже сейчас, во время страшной междоусобной войны, прокладывают свой трансконтинентальный путь через дикие прерии и скалистые горы. Несмотря на войну. То, что могут они, — сможем и мы! Железная дорога в Сибирь не только свяжет Империю, но и возродит Великий шелковый путь, сделав Россию главным мостом между Азией и Европой.

Я закончил. В кабинете повисла тишина. Я сказал все, что хотел. Теперь решение было за ними.

Император, до этого молча слушавший, медленно поднялся из кресла, подошел к карте, долго всматривался в нее, читая текст английского оригинала. Затем повернулся ко мне. Его глаза, глубокие и умные, смотрели на меня в упор, пытаясь проникнуть в самую душу. Впервые за все время аудиенции он обратился ко мне напрямую.

— Хорошо, господин Тарановский, — произнес он тихо, но в гулкой тишине библиотеки его голос прозвучал, как приговор. — Говорите вы складно. Ваши планы — грандиозны. Но ответьте мне на один, главный вопрос. Чего хотите вы сами?

Я молчал, не зная, что ответить.

— Завоевать себе княжество? — продолжал он, и в его голосе не было ни гнева, ни иронии — только тяжелая усталость от невыносимого бремени абсолютной власти. — Стать новым Ермаком? Или просто нажить на этой авантюре еще несколько миллионов? Скажите мне честно. Чего вы ищете в этой Маньчжурии?

И тут я понял, что это — решающий момент. Главный экзамен. И любой ответ, кроме одного, единственно верного, будет ложью, которую этот человек почувствует мгновенно.

— Ваше Императорское Величество, — сказал я, глядя ему прямо в глаза. — Я был никем. Россия дала мне второй шанс. Дала свободу, имя, невероятные возможности. Теперь я невероятно богат, счастливо женат, передо мною открыты любые поприща.

Я сделал паузу, собираясь с мыслями.

— Все, чего я хочу, — это отплатить ей сторицей. Та земля, которую я видел, — я кивнул на карту, — та земля, которую сейчас грабят чужаки и рвут на части бандиты, могла бы стать не моим личным княжеством, а новой, сильной и богатой провинцией Вашей Империи. Я готов положить на это и свое состояние, и свою жизнь. Я присягал на верность вам, Государь. И я от своей присяги не отступлюсь.

Наступило долгое, тягучее молчание. Император смотрел на меня, потом на своих сановников, потом снова на меня.

— Мы изучим ваши бумаги, господин Тарановский, — наконец произнес Великий князь Константин, нарушая тишину.

— И примем решение.

Аудиенция была окончена. Я поклонился и, пятясь, вышел из кабинета, так и не поняв, чем она для меня закончится. Триумфом или концом моей головокружительной карьеры.

Глава 19

После аудиенции у Государя наступила странная, напряженная тишина. Я был свободен, но в то же время привязан к Петербургу невидимой цепью ожидания. Теперь придется ждать вызова, знака, но Зимний дворец пока молчал. Эта неопределенность изматывала нервы, но у нее была и светлая сторона — я получил несколько дней передышки. Дней, которые я мог полностью посвятить своей супруге.

Я вернулся в свои апартаменты в «Демуте». Она ждала меня. Увидев мое лицо — уставшее, но спокойное, — она все поняла без слов.

— Все хорошо? — спросила она шепотом.

— Да, — ответил я. — Кажется, да. Все хорошо.

Я не стал объяснять ей, что решение высших сфер непредсказуемо, и мне остается только ожидать, скрестив пальцы, благоприятного решения.

В тот день мы впервые не говорили о планах. Мы смеялись, болтали, гуляли по набережной. Ольга казалась беззаботной и абсолютно счастливой. Что же до меня — я никогда не испытывал такого чувства. Все мои заботы вдруг ушли на задний план, казались нереальными и далекими. Маньчжурия, Сибирь — все это вдруг подернулось дымкой, превратившись в нечто сказочное и отдаленное, как рассказы про пещеру Али-Бабы.

Чудесный вечер завершился такой же упоительной ночью.А наутро меня ждала записка на серебряном подносе, оставленная половым. Тонкий лист дорогой бумаги с гербом и несколько строк, выведенных изящным женским почерком. Писала графиня Полонская. Она благодарила за спасение и робко напоминала о своей просьбе — обсудить условия возвращения фамильной драгоценности.

— Тебя снова ищет твоя графиня, — с легкой, притворной ревностью заметила Ольга, заглядывая мне через плечо. — Кажется, ты становишься самым популярным мужчиной в Петербурге.

— Боюсь, ее интересует не я, а сапфиры, — усмехнулся я. — Что будем делать?

— Пригласим ее на обед, — решила Ольга. — Негоже гнать от дома просящего. Да и любопытно мне на нее взглянуть. Что она предложит взамен своих драгоценностей?

Я написал ответ, что мы с супругой будем ожидать ее сиятельство завтра, во втором часу пополудни, в модном «Кафе де Пари» на Невском. Место было выбрано не случайно: нейтральное, респектабельное, но не слишком формальное. Идеальное место для деликатной беседы.

Мы с Ольгой прибыли в «Кафе де Пари» чуть раньше. Графиня Полонская явилась минута в минуту, и не одна. Ее сопровождал высокий, щеголевато одетый гвардейский офицер с надменным лицом — ее брат, назвавшийся Александром.

Он с порога попытался взять быка за рога.

— Сударь, — начал он, едва представившись, — моя сестра оказалась в затруднительном положении… Мы пришли договориться об отсрочке.

— Отсрочки не будет, — ответил я холодно. — Я скоро