Фантастика 2025-101 - Михаил Иванович Казьмин

особенности о том, как будем извещать друг друга о срочных новостях, чтобы известия эти проходили мимо тайных. Нечего, понимаешь, людей князя Свирского зря волновать, у них служба и без того нелёгкая…

Вино помогло несколько успокоиться, ни с засыпанием, ни со сном никаких затруднений у меня, слава Богу, не случилось, однако же утром беспокойство вернулось. Как я ни пытался его скрывать, Варя с Оленькой моё состояние заметили и насели с вопросами. Хорошо, что ещё в родительском доме я научился выдерживать натиск Татьянки и Оленьки, когда им что-то было от меня нужно, так что и сейчас отвертеться от расспросов любимой супруги и названой сестрицы я сумел, хотя не так легко это у меня и вышло. Кстати, эта героическая битва с женским любопытством как-то неожиданно помогла мне заметно умерить свои переживания, так что до самого обеда я получил передышку. Зато на послеобеденном отдыхе меня начали одолевать опасения насчёт того, что тайные вполне могли повторить мои умозаключения и теперь будут стараться перехватить Родимцева по пути ко мне. Имелись, правда, тут два обстоятельства, что могли бы им помешать, но оба они от меня никак не зависели, а это тоже не радовало.

Что за обстоятельства? Ну, во-первых, это мне, ещё не забывшему общеупотребительную в прошлой моей жизни относительность морально-нравственных оценок, было легко предположить, что подставивший меня Смирнов у меня же и будет искать защиты для своего сына, здесь и сейчас такое придёт в голову далеко не всем. Да, понимаю, сильно на это полагаться не стоило, но если больше не на что, то почему бы и нет? И, во-вторых, оставались старший губной пристав Шаболдин и помощник губного пристава Курков, а заодно и надежда, что они не подведут. Да, ни на особенности мышления чинов Палаты тайных дел, ни на удачливость Шаболдина с Курковым я повлиять не мог, однако же надеяться что на одно, что на другое никто бы мне не запретил. Как, впрочем, и ожидать, когда Родимцев, черти бы его побрали, проявит наконец сообразительность. Давно же пора!

Вечером снова зашёл Шаболдин, и мы с ним снова залили беспокойство красным вином. В весьма осторожных выражениях пристав сообщил, что появилась сегодня наводка на место, где могут находиться Родимцев с Киреевой, и вроде как удалось отложить до утра доклад о том в тамошнюю губную управу. Рано утром, ещё до начала присутственных часов, Шаболдин собирался отправить по разузнанному адресу Куркова, чтобы тот, если Родимцев там отыщется, успел взять его до того, как оно станет известно тайным.

Утром, однако, всё вышло, как оно часто случается в жизни, совсем иначе. Шаболдин позвонил по телефону и сказал, что взять удалось только Кирееву, Родимцев успел уйти, едва они с подругой занесли в снятый дом в неприметном переулке свои вещи, разминувшись с Курковым буквально на четверть часа. Куда именно он ушёл, Киреева не знала или не пожелала сказать, и её доставили в Елоховскую губную управу. Никаких бумаг в доме Курков тоже не нашёл, но, по словам Киреевой, ушёл Родимцев с кожаной сумкой, в которой он какие-то бумаги и держал. Что за бумаги, он не говорил, и даже трогать ту сумку запретил ей настрого, но, опять же, это именно и только с её слов.

Честно говоря, слушал я пристава вполуха, потому что тот самый Родимцев во время нашего с Шаболдиным разговора сидел как раз напротив меня в моём же кабинете и с почтительным терпением ждал, пока я закончу с записями его отца. С ранья заявился, поганец, я как раз только умылся-побрился да велел завтрак готовить, когда охрана мне долгожданного гостя привела. Так что познакомил я пристава с текущей действительностью в её состоянии на сей момент и попросил успокоить Кирееву, да внушить ей, что если она своему дружку неприятностей не желает, пусть на всех допросах то же самое и говорит, пока снова с ним не увидится.

— Не извольте беспокоиться, ваше сиятельство, — с почтением сказал Родимцев, когда я закончил говорить с приставом. — Не скажет она толком ничего, потому как и сама не знает.

— Экий ты заботливый, — хмыкнул я. — «Не извольте беспокоиться», хе-хе. Беспокоиться, дорогой ты мой, тебе надо, потому как пока я тебя у тайных вытащу, они тебе душу помотают… А ты чего хотел⁈ — я не дал ему и рта раскрыть. — Тебя ищут, и сдать тебя я, как верный подданный царя нашего государя Фёдора Васильевича, обязан. Только вот выписки из бумаг отца твоего сделаю, да ты своею подписью мне их и заверишь…

[1] См. роман «Доброе дело»

Эпилог

— Алёша, — Варя ловко и аккуратно прошлась пальчиками по моей натруженной размышлениями головушке, сразу же вызвав приятную расслабленность, — ты ведь когда-нибудь расскажешь мне, что тебе государь поручает? Ты от него всегда такой… — супруга смешно поморщилась, подбирая нужное слово, — … такой задумчивый приходишь. По-хорошему задумчивый, — добавила она.

«По-хорошему задумчивый» — это Варварушка в самую точку. Впрочем, ни высокая оценка такого определения, ни долгий поцелуй, коим я супругу за оное наградил, не избавляли меня от необходимости отвечать. Ну или от попыток от ответа уклониться.

— Если только именно когда-нибудь, — я всё же попробовал никакого определённого ответа не давать. — Да и то вряд ли, и уж в любом случае не всё, — честно признал я после недолгой паузы. — У нашего царства и нашего царя есть свои тайны.

— У моего мужа тоже, — слова свои Варенька сопроводила лёгким смешком.

Да уж, тут супруга права. Есть у меня свои тайны, ещё как есть. Но на то они и тайны, чтобы помалкивать. Так что скажу несколько слов о событиях, к тайнам никакого отношения не имеющих.

По настоянию отца с матушкой вернулась в родительский дом Оленька. Всё-таки скоро уже придётся ей жениха приискивать, и лучше бы, чтобы к тому времени никто и не вспомнил, что когда-то воспитанница Левских жила не в доме приёмной семьи, а у отдельно живущего названого брата. Приличия, они, знаете ли, такие приличия… Однако же право гостить у нас с Варварушкой по выходным и праздничным дням за сестрицей осталось.

Старший губной пристав, ох, простите, никак не привыкну, пристав-исправник Шаболдин продолжает службу всё в той же Елоховской губной управе и ходит довольный. Оно и понятно — мало того, что в чине повысили, так ему ещё вынесено