Гость из будущего. Том 3 - Владислав Викторович Порошин

— То есть, ты хочешь на свои деньги снять документалку и запустить её по школам и детским кинотеатрам? — удивился Юрий Куликов. — А смысл? Тебе ведь ни копейки не вернётся назад.

— Смысл в огромных мешках писем, которые после премьеры полетят в Госкино, в Кремль и в правительство СССР, — тяжело вздохнул я. — Именно просьбы трудящихся столкнут дело с мёртвой точки. А деньги я ещё заработаю.

— Неплохой план, — вдруг сказал директор «Ленфильма» Илья Киселёв, незаметно появившись в кинопавильоне. — Только мне одно не понятно: как эта бандура будет летать? — Илья Николаевич ткнул пальцем в «Сокол тысячелетия».

— Товарищи дорогие, — захихикал я, — как сказал старичок Эйнштейн: «Всё в этом мире относительно». Поэтому летать будет не корабль, а камера вкруг него и звёздный фон на заднем плане.

— И правда, — пролепетал Генка Петров. — И как я сразу до этого не допетрил? Хи-хи.

— Вот ведь зараза, — задумчиво пробормотал Илья Киселёв и, похлопав меня по плечу, добавил, — пошли-ка, дружок, со мной, у нас большие проблемы.

Глава 16

В кабинете Ильи Киселёва никаких гостей по мою душу не было. Я даже нарочито карикатурно заглянул под стол, когда директор «Ленфильма» попросил у секретарши две чашечки кофе. «Странная тревога? — промелькнуло у меня в голове. — В каком месте спрятаны наши большие проблемы? Что-то ничего тревожного я на горизонте не наблюдаю».

— Вот, читай, — Илья Николаевич вытащил из верхнего ящика стола короткую телеграмму и швырнул её на стол.

«ЖДЁМ ТАЙНЫ СЛЕДСТВИЯ 31 08 64 В 12 ТЧК ГОСКИНО», — говорилось в этой напечатанной кривыми буквами записке, которую я пробежал взглядом за две секунды.

— Чем раньше кинокартину запретят, тем быстрее разрешат, — улыбнулся я. — Не вижу никаких проблем, Илья Николаевич. Странность только в том, что нас ждут не в четверг 3-го сентября, а понедельник 31-го августа.

— Соображаешь, — захихикал директор киностудии, — значит не совсем ты у меня тупой. Вот и я так же подумал. Чё к чему они там в Госкино четыре дня потерпеть не могли? И давай названивать своему старинному товарищу, который работает в управлении кинопроката. Спрашиваю: «Что случилось, почему перенесли срок сдачи нашего детектива?». А он мне по секрету и шепнул, что на заседание комиссии приедет товарищ Михаил Суслов. В сентябре ему некогда, а в августе есть один последний денёк.

«Суслов! — фамилия этого придворного теоретика Марксизма-ленинизма словно молотком шибанула по моим мозгам. — Само собой в сентябре ему будет некогда. В наступающем тревожном осеннем месяце Суслов, Брежнев, Семичастный, Шелепин, Подгорный, Малиновский и Косыгин задумают сместить Хрущёва. И Михаил Андреевич будет одним из самых активных членов группы заговорщиков. И если он сейчас прихлопнет на худсовете моё кино, то я выкарабкаюсь в лучшем случае года через три. Потому что Леонид Брежнев, любитель киношных драк и перестрелок, взойдёт на трон, как временная компромиссная фигура и первое время по многим вопросам будет опираться на мнение и авторитет Михаила Андреевича Суслова. И это для меня, одним словом — задница».

— Я же тебе, Феллини, предлагал, чтоб ты нашу Катю атдрюкал как следует, — продолжал причитать Илья Николаевич, пока я копошился в собственных размышлениях. — Это ведь она Суслова на худсовет вызвала. Помнишь, как закрыли кинокомедию «Человек ниоткуда»? Прежде всего, Михаил Андреевич постарался. Вот то же самое ждёт и твой, а точнее наш детектив. Но это ещё полбеды, — зашептал Илья Киселёв, — тебя ведь и посадить могут за пропаганду западного образа жизни, а меня уволить.

— А давайте не поедем на худсовет, — пролепетал я. — Заболеем на несколько дней. Допустим, отравимся некачественным молоком. Вы, я и ещё кого-нибудь для достоверности прихватим в больничные покои. На врача деньги есть.

— Тогда Катька такой скандал закатит, такие подключит рычаги давления, что нас не спасёт никто и ничто. Я вот что думаю, — Илья Николаевич перешёл на такой тихий шёпот, что мне пришлось придвинуться ещё ближе, — нужно идти на поклон к зятю товарища Хрущёва, к товарищу Аджубею. Так, мол, и сяк.

— Трали-вали, кошки драли, — проворчал я. — Никите Сергеевичу Хрущёву, воспитанному на «Кубанских казаках», наше кино вообще показывать нельзя. Нужен совершенно другой ход, — я на несколько секунд уставился в стену, и вдруг мне в голову пришла очень перспективная комбинация. — У вас, Илья Николаевич, в АПН есть знакомые, в агентстве «Новости», которое недавно создали на базе Совинформбюро?

— Это там, где распространяют за рубеж правдивую информацию об СССР? — задумчиво пролепетал директор киностудии и, выдвинув верхний ящик рабочего стола, начал перебирать какие-то бумаги. — Не понимаю, что ты задумал, но один старый приятель у меня в этом агентстве имеется. Вот, отдыхали вместе на теплоходе, — Илья Киселёв выудил из папки какую-то старую фотографию и посмотрел на её оборот. — Я его рабочий телефон черкнул на всякий случай. Ну, что ты задумал?

— В АПН трудится дочь товарища Брежнева, — теперь начал шептать и я. — Нужно узнать, когда она обычно появляется на рабочем месте и на поклон идти именно к ней. Потому что карту товарища Суслова можно побить только картой товарища Брежнева. Но Леонид Ильич должен первым посмотреть наше кино.

— Допустим, я это узнаю, допустим, каким-то чудом копию фильма удастся подарить товарищу Брежневу, — директор постучал пальцем по фотографии. — А он возьмёт и ничем не поможет. Что тогда?

— Безвыходных ситуаций не бывает, Илья Николаевич, — криво усмехнулся я. — Если всё пойдёт наперекосяк, то во время худсовета я разденусь до трусов, начну бегать по коридорам Госкино и орать, что к нам с Сириуса летит инопланетный корабль, покайтесь братья и сёстры пока не поздно. А вы сделает удивлённое лицо, и скажете, что не знали о моём психическом расстройстве. Тогда фильм положат на полку, меня в психушку, а вы останетесь директором «Ленфильма». А потом, постепенно всё вернётся на круги своя, и я всплыву, как подводная лодка в морях Атлантического океана.

— Ха-ха-ха, — громко загоготал Илья Николаевич. — Неплохой план. Кстати, у меня есть и хорошая новость.