Русская Америка. Сухой закон 2 - Михаил Дорохов

— Стоп-стоп-стоп! — остановил я возмущение начавшего подниматься со своего места агента, — Вы лучше взгляните на это. Вам точно понравится.

На стол перед моим собеседником упал тонкий конверт. Диксон недоверчиво и уже не скрывая злобы, посмотрел на меня и открыл его. Достал первый снимок. Глаза его округлились. Второй снимок. Краска начала заливать щёки агента, и он бешено задышал. Ноздри его ходили туда-сюда ходуном.

— Можете оставить на память. Такие девушки! У меня есть ещё, — прокомментировал я, подавшись вперёд и говоря уже тихо, — Слушайте меня внимательно. Это, — я указал на снимки, которые он торопливо запихивал обратно в конверт, — всего лишь вынужденная мера и страховка от того, что вы начнёте совершать необдуманные действия. Подумайте о последствиях, Глен. Перспективный агент, в богобоязненное время, занимается блудом и даже развратом втайне от своей жены. И когда? Во время расследования важного дела? Как к этому отнесётся начальство? Семья? Общественность? Думайте, Глен. Спокойно. Выпейте кофе.

Агент на автомате протянул руку за чашкой и сделал большой глоток. Я увидел, как он прямо с трудом провалился внутрь. Неудивительно. Сейчас Америка просто семимильными шагами идёт в сторону создания тысяч организаций, которые только и занимаются тем, что с яростью изобличают все пороки. Кстати, они сыграли немаловажную роль и в самом принятии Сухого закона. Обнародование подобной информации запросто сломает карьеру Глена, учитывая, что бюро с самого начала тоже объявило себя поборником благочестия. Эдвард Гувер вообще в будущем станет рвать и метать по поводу морального облика агентов. А судя по тому, что рассказал мне Волков из подслушанного в ресторане, семья избранницы Диксона, которой он оказался неверен, будет просто в ярости. А он ещё и на положении нахлебника там.

После второго глотка Глен поднял на меня глаза, в которых светилась ненависть.

— Эти снимки — моя страховка. Представьте. Вы арестовываете меня. Находите пулемёты. Потом эти снимки получают огласку. Поверьте, я уже продумал это. А затем начальство спрашивает: «Глен Диксон, как вы узнали о том, что пулемёты у господина Алекса?». И тут следом прилетает снимок, как мы с вами мило пьём кофе в неплохом местечке на Манхэттене. Я улыбаюсь и машу в камеру. Всем доволен. А вы меня отдали на растерзание? А может, вы и сами как-то в этом замешаны? Странно всё это…

Теперь агент сжал кулаки.

— Выпейте ещё кофе и давайте перейдём к приятному! К тому, как мы продвинем вас по службе, сделаем героем, а меня — ответственным гражданином, и забудем про всю эту историю как про страшный сон, — перешёл я к «плюшкам».

«Держи, парень, спасательный круг. Хватайся за него» — подумал я, наблюдая за душевными метаниями агента.

Он поморгал и сипло спросил:

— Из этих пулемётов была убита целая группировка бандитов. Вы знаете об этом что-нибудь?

— А вы как думаете? — вопросом на вопрос ответил я.

У Диксона вытянулось лицо. Он даже слегка побледнел, взглянув на меня «по-новому»:

— Вы хотите, чтобы я пошёл на сделку с головорезом? Где вы их достали?

Какая тонкая душевная натура. Это он ещё не знает — на какие сделки будет идти его бюро и прочие силовые организации Америки для достижения своих целей. Тоже мне, гулёна-белоручка!

— Нашёл, — спокойно ответил я, — И это не шутка.

— Вы в курсе, что они были у ирландцев, которых тоже убили во время игры в покер ранее?

— Догадался. Но тут я не при делах! — поднял я руки.

— Зачем вы вообще это сделали?

— Люди, которых мне пришлось ликвидировать в Уэйкфилде — убили моего отца. И потом пришли ко мне. Требуя пулемёты. Думаю, они же и порешили перед этим ирландцев.

— Почему люди Виктора Горского пришли к вам?

— Потому что, видимо, ирландцы перед смертью «проболтались» им, что Льюисы хранились в подвале лавки моего отца, которую сожгли. Его вынудили их прятать у себя за долги. Как-то так, Глен. Я стал заложником ситуации. Или я просто смотрю — как убивают мою семью и потом меня. Или я беру в руки оружие и решаю свою проблему.

— Почему вы не пошли в полицию?

— Вы серьёзно? — засмеялся я, — Полиция вообще пыталась повесить на меня какое-то непонятное убийство. Примерно так они здесь работают. И тут я прихожу и говорю: сморите, у меня есть два Льюиса. Спасите меня! От Виктора Горского, который почему-то вполне себе неплохо жил и процветал тут пару лет! Не находите это странным, кстати? Как думаете, сколько бы я прожил после этого? Думаю, не добрался бы даже до дома… Если бы меня вообще отпустили.

Вот так я и «переиграл» события, которые произошли между мной и бандитами Бронкса. Ирландцев я вроде бы и не трогал. Их перебили парни Горского. От самого него я защищался. Пулемёты у меня оказались случайно, и мне пришлось их пустить в ход для собственной защиты и спасения семьи. И вообще, я — пострадавшая сторона. В Техасе мне бы ещё и похлопали, сказав: мужик! Ещё и за отца, получается, отомстил защищаясь.

— Я смотрю, вы задумались, Глен. Мне неприятно это говорить, но вам будет чрезвычайно трудно доказать всё это. А всех участников этих дел вы не поймаете. При очень и очень слабой доказательной базе. Фактически ею станут ваши домыслы, после которых надо будет «колоть» меня. Я возьму всё на себя. А вот мои «коллеги» явно будут этому не рады, — сделал я тонкий намёк Диксону.

Он вздрогнул и посмотрел на меня совершенно другими глазами. Ну да. Поугрожай человеку, который в восемнадцать перебил крупную банду Бронкса. Какие у такого человека друзья? Насколько будет серьёзной их месть? Так ещё и единственное звено в цепочке возможного расследования — сам агент Диксон и его слова. Такое звено можно легко «удалить».

— Я искренне сожалею, что приходится всё это говорить, — покачал я головой, — Давайте всё же перейдём к приятному. Я предлагаю сделать всё так, что пулемёты будут найдены. Ирландцы — ликвидированы. Вы — получите повышение. А я — спокойствие. И буду заниматься дальше своими вполне законными делами. Звучит неплохо, правда?

— Я вас слушаю, — понемногу начал приходить в себя Диксон.

— Ирландцы вышли на меня три дня назад. Они требуют отдать пулемёты. И думают, что это я, а не Горский, покрошил их «коллег» в Бронксе. Не думаю, что они будут слушать меня в вопросе — кто прав, а кто виноват. Я думаю, они убьют меня как только я передам пулемёты. Угрожают моей семье.