Целитель #17 Этот мир, придуманный нами - Валерий Петрович Большаков

— Такова жизнь, Мишенька!

Талия кликнула по фотке, где Инка загорала «без ничего».

— Хороша? Ей здесь двадцать… или двадцать один.

Гарин молча кивнул, немея от обилия впечатлений.

— А женился ты, Мишенька, в семьдесят седьмом… На Рите Сулиме.

— Этого не может быть! — еле выговорил Гарин, протестуя. — Нет, она мне нравилась, конечно, еще с седьмого класса…

Он смолк — на экране «желейки» Маргаритка позировала хоть и в купальнике, но «мини-бикини» практически ничего не скрывал.

— Может, — вздохнула Талия, — может, Мишенька… Всё бывает в нашем мире… Глянь!

На следующем фото, сделанном в Варадеро, зубастый Миха в плавках держал на руках хохочущую Риту. А вот — Рита в пышном свадебном платье… А вот держит за руку маленькую хорошенькую брюнеточку…

— Это Юля, твоя дочь.

— От Риты? — вытолкнул Гарин.

— Угу… У тебя будет долгая жизнь, полная любви и приключений, ты станешь знаменитым ученым и даже членом Политбюро. Ты спасешь СССР от распада и буржуазной контрреволюции, ты сохранишь мир, жизнь и счастье миллионам, миллиардам людей… Если в конце этого лета согласишься на пересадку сознания.

— Я согласен, — сразу, негромко, но твердо сказал Миша, и не отвел глаз от внимательного и ласкового взгляда Натальи. — Я согласен на всё!

Он медленно покачал головой, неумело и бездумно «листая» фото: Гарин на террасе Белого дома… Гарин в Париже… На Байконуре… На Луне! Гарин обнимает Наталью и Лею — смеются все трое…

— Господи… — прошептал юный атеист. — Что за жизнь… Что за жизнь! Да мне такая ни в каких мечтах не привиделась бы! А… Что это за микроЭВМ? — он прижался ухом к «желейке». — Не жужжит даже!

— Спросишь у Василия! — рассмеялась Ивернева, чувствуя подступающее облегчение. — Он — конструктор!

— Правда? — пролепетал Миша.

— Правда… — Талия слезла со стола и нежно поцеловала вскочившего Гарина. — Всё будет хорошо и даже лучше! Вчера Василий с Сан Санычем ездили в Красноярск — и купили билеты на весь отряд. А мы поедем в отдельном купе — плацкарт Васёнку мал!

Среда, 21 августа 1974 года. День

Около границы Новосибирской и Омской областей

Колеса выпевали извечную звонкую песню в честь дальней дороги, а торопливый перестук отчетливо вёл ритм. Иногда он сбивался или в железную мелодию вступали лязгающие сцепки, но минуту долой — и снова протяжный шипящий звон… А за окном, словно заунывный контрапункт жестко темперированному гимну скорости, раскатывались Барабинские степи, нескончаемые и безрадостные.

Покинув купе, Талия медленно шагала мимо окон, иногда касаясь стенки, чтобы сохранить равновесие в качающемся вагоне.

В простеньком спортивном костюме она выглядела шикарно, о чем ее не уставали информировать бойцы стройотряда. Даже войлочные тапочки с опушкой не скрадывали изящества, данного «Марине» от природы…

Вероятно, именно поэтому Ивернева старалась пореже дефилировать по коридору, а за чаем посылала Мишу — Гарин с удовольствием исполнял обязанности «поильца».

Но вот очередь нести вахту «кормилицы» вынудил Талию прогуляться в вагон-ресторан, и дотащить оттуда три судка с горячим. Ну, в ту сторону — ближе к голове состава — она «гуляла» спокойно. Стройотрядовцы занимали места в соседнем — плацкартном — вагоне, где рулил коллективизм, а человек человеку был друг, товарищ и психоаналитик, особенно после третьей…

Ивернева откатила увесистую дверь и шагнула в купе. Негромкий разговор Васёнка и Миши мигом смолк, оба глянули на нее — своя! — и продолжили дозволенные речи.

— Я столько всего узнал… — вымолвил ученик 9 класса без особого восторга. — И как же мне теперь со всем этим жить? Какой интерес, если всё знаешь наперед?

— А вот на этот счет не волнуйся, — с мефистофельской ухмылочкой ответил кандидат технических наук. — Как только ты войдешь в подъезд своего дома, сразу всё забудешь!

— Да⁈ — обрадовался Миша. — Ну, тогда ладно…

— Всё! — решительно скомандовала Талия. — Займите свои ротовые отверстия более насущным делом. Обе-ед!

Выложив на столик съестное, она присела на диван, и в который раз порадовалась, что к ним не подселили четвертого лишнего. Все свои…

— Эх! — Васёнок крепко потер ладони. — А что у нас в меню?

— Толчонка с котлетой! — объявила Наталья, и Гарин прыснул в ладонь.

— Сразу видно — сибирячка! — белозубо улыбнулся он. — Надо говорить: «Пюре»!

— А мне так больше нравится! — Талия показала Мише язык, и принялась за яство.

— И огурчики есть… — проворковал Вася.

Миха первым умолотил свою порцию, и взялся за компот.

— Наташ… — несмело обратился он. — А в Первомайск… мы вместе поедем? Или я один?

— Вместе, — серьезно ответила Ивернева.

Гарин, будущий реципиент, успокоено кивнул, а у Натальи снова испортилось настроение. Теперь она куда лучше понимала тяжкие сомнения того, «химерического Миши», которого любила всю жизнь. Ему, там, в будущем, отчаянно не нравилось то, что их «опергруппе» скоро придется совершить.

«Аутотрансплантация сознания»… «Ментальный перенос»… — выговаривал он, кисло морщась. — Красивые, политкорректные термины! А что произойдет по сути? А по сути, мое сознание — моя личность, душа, как хочешь, назови! — займет место сознания бедного юного реципиента… Разумеется, Миха согласится на эту… процедуру, ведь именно всё так и вышло сорок четыре года назад! Но… Понимаешь, Наташ… Вряд ли он поймет, на что соглашается. Ведь всё мое не святое житие его даже не коснётся, ему ничего не будет дано! Моя душа вселится в живое Михино тело — и всё! А если он поймет, на что идет, то это с его стороны будет самым настоящим героическим самопожертвованием…'

Выпив компот — и выудив разваренные фрукты — Ивернева деловито сообщила:

— В Москве у нас пересадка. Приедем рано утром, а уедем вечером, с Курского вокзала, через Харьков. Так что будет время побегать по магазинам, прикупить гостинцев…

— Здорово! — обрадовался Миха. — А то девятнадцатого у мамули день рождения был… — Он задумался, и выпалил: — Куплю ей подарок!

— Правильно! — бодро поддержал Васёнок.

— Духи купи, — подсказала Наталья. — Так… Всё съели? Молодцы. Давайте, посуду отнесу…

— Может, я? — вызвался Миша.

— Нет-нет, я сама. Разомнусь хоть…

Улыбаясь и погромыхивая пустыми судками, она вышла и закатила дверь. Улыбка ее сразу угасла, а на переносице пролегла складочка. Тайные операции всегда оставляют несладкое послевкусие…