журнал "ПРОЗА СИБИРИ" №1 1995 г. - Владислав Крапивин

не заглушил морского прибоя, но раздался, раздался рядом и Уну-Амон жадно протянул вперед руки: сейчас шкатулка раскроется! Но про филистимлян не зря говорят: если филистимлянин не вор, то он грабитель, а если он не грабитель, то уж точно вор!...

Шкатулка, темная, отсвечивающая как медная, тяжелая больше, чем если бы ее выковали из золота, странная, неведомо кому принадлежавшая до того, как попала в нечистые руки филистимлянина, эта шкатулка вдруг просветлела, на глазах превращаясь в нечто стеклянистое, полупрозрачное, не теряя, впрочем, при этом формы... Наверное, и содержимое шкатулки становилось невидимым или хотя бы прозрачным, потому что изумленный Уну-Амон ничего больше не увидел, кроме смутного, неясно поблескивающего тумана.

А потом и туман исчез..."

Шкатулка...

О шкатулке Шурик уже слышал. От Роальда, от Врача, от Анечки Кошкиной... Принадлежала шкатулка, если, конечно, и впрямь такая была, бывшему бульдозеристу Лигуше. При чем тут какой-то египтянин?

Он извлек из папки густо исписанный лист.

„...Огромных город, оставленный Господом, не устоял перед ничтожной по количеству, но крепкой в своей вере армией святых пилигримов; всю ночь на узких улочках звенели мечи — святые воины добивали остатки императорской гвардии, хватали рабов и имущество, прибивали свои щиты к воротам захваченных вилл. Рыцарю Андрэ де Дюрбуазу Господь и меч даровали каменный особняк, уютно затаившийся в тенистой роще. Устало присев на открытой террасе, рыцарь вдруг услышал звон фонтана и тревожный шум листвы, раздуваемой порывами налетающего с залива ветра. Отсветы чудовищного пожара, охватившего всю портовую часть Константинополя от ворот святой Варвары до Влахернского дворца, падали на груду оружия, серебряных светильников, золотых украшений, удивительных тканей и сосудов, кипарисовых ларцев, наполненных жемчугом и золотыми безантами, снесенную на террасу верными оруженосцами рыцаря. Он смотрел на брошенные перед ним драгоценности равнодушно. Еще до штурма праведные пилигримы на святых мощах поклялись отдать все захваченное в общую казну для справедливого дележа. Рыцарь Андрэ де Дюрбуаз не собирался нарушать клятву; однако его внимание привлекла некая шкатулка, не кипарисовая, а как бы из меди, по крайней мере поблескивающая как медная, при том лишенная каких-либо видимых замков или запоров. Он дотянулся до нее и удивился: шкатулка весила так, будто ее набили золотом или тем жидким металлом, который алхимики считают вообще отцом всех металлов; ни одна вещь не должна была столько весить. Рыцарь Андрэ де Дюрбуаз захотел увидеть содержимое шкатулки.

Никаких замков, никаких запоров он не нашел, однако на крышке, чуть выгнутой, тускло поблескивающей, алело некое пятно, к которому палец рыцаря потянулся как бы сам собою: сейчас он заглянет в странную шкатулку и сразу бросит ее в груду захваченной у ромеев добычи — она принадлежит паладинам.

— Храни меня Бог!..“

Опять шкатулка...

Интерес Врача к предмету, столь неожиданно появляющемуся то перед каким-то рыцарем, то перед каким-то египтянином, явно был неподделен.

Шурик извлек из папки еще один лист.

„ ...Старые документы для историка имеют такое же значение, как окаменелости для геолога, а труды ученых являются старыми документами, О мыслях этих людей они говорят нам лишь постольку, поскольку люди прежних времен походили на нас. Если бы произошло изменение естественных законов, то это отразилось бы на всех частях Вселенной, и человечество тоже не могло бы ускользнуть от него; если предположить, что ему удалось бы выжить в новых условиях, то оно должно было бы подвергнуться изменению, чтобы приспособиться. Тогда язык прежних людей стал бы для нас непонятным; слова, которые они употребляли, не имели бы для нас смысла или, в лучшем случае, имели бы для нас не тот смысл, что для них. Нс происходит ли ото уже и теперь по истечение нескольких столетий, хотя законы физики остаются постоянными?.."

Шурик обалдел.

Не случайно бывший бульдозерист цитировал Менделя. Изучив папку Врача, он вообще мог цитировать что угодно. Но зачем? Какой в этом смысл? Что может связывать рыцарей и древних египтян с пьяницей бывшим бульдозеристом?..

Шкатулка... Люди прежних времен... Изменение естественных законов...

Шурик ничего нс понимал.

Будто подчеркивая его беспомощность, вдали томительно звучал отчаявшийся голос:

— Барон! Барон!..

Продам яйцо динозавра средних размеров.

Вот, наконец, дельное, вот, наконец, разумное предложение. Просто яйцо динозавра. Причем, не вызывающе гигантское и не оскорбительно мелкое, а вполне обычное, неких средних размеров, не бросающееся в глаза...

Шурик насторожился.

Внизу, под сеновалом, в пустой стайке, где и мыши, похоже, не водились, раздался подозрительный шорох... Совсем легкий...

Кот?.. Воробей?..

Человек!

Несомненно, человек!.. 1

И человек этот собирался подняться на сеновал, он уже ступил ногой на легкую деревянную лесенку, ее верх, торчавший над деревянной балкой, дрогнул... s

Шурик быстро огляделся.

Прелые веники, ссохшееся тряпье... На крайний случай можно сыпануть в глаза сухой землей...

— Не дури!

— Роальд? — изумился Шурик.

— Не дури! — повторил Роальд, бесшумно бросаясь на мумифицированный чекистский кожан.

На Шурика сразу пахнуло спокойной уверенностью, но и ощущением чего-то серьезного. Роальд, как правило, участвовал только в серьезных операциях.

То, что это так, было тут же подтверждено.

— Держи.

Шурик почувствовал холод ствола. Табельное оружие, ПМ, пистолет Макарова, зарегистрированный на его имя, но всегда хранившийся у Роальда.

— Зачем?

— Заткнись! Некогда объясняться,

— Костя-Пуза? — догадался Шурик. — Брать будем?

Роальд даже не обернулся.

Свистящим шепотом он повторил:

— Заткнись!

Свидетели, второго июля принимавшие участие в свадьбе со стороны жениха, срочно дайте о себе знать.

Аккуратно уложив ПМ на пыльную папку, Шурик настороженно прильнул к щели.

Лигуша продолжал спать. Ничто в мире не изменилось. Душная послеполуденная жара затопила мир, сморила даже воробьев. Издалека докатывались раскаты близкой грозы. Так морской накат ворошит камни.

Скрипнула калитка. *

Шурик скептически выпятил губу.

Он ждал Костю-Пузу, да, в конце концов, кого угодно, хоть алкашей, хоть крутых малых, желающих отнять у Лигуши загадочную шкатулку, а калитку открыла своим ключом Анечка Кошкина.

Маленькая, рыжая, в цветастой нарядной кофте, Кошкина чисто по-женски автоматически поправила юбку, коснулась рукой волос и быстро, обстановку оценивая, огляделась.

Улица пуста... Двор пуст... Гроза накатывает...

— Нс люблю я этого, — шепнул Шурик. — Такой нож нельзя не пустить в дело.

С сеновала они отчетливо видели то, чего, конечно, никак не мог видеть спавший на крылечке Лигуша: решительным движением человека, окончательно принявшего важное решение, Анечка извлекла из целлофанового пакета и сунула под нижнюю ступеньку нож.

Узкий.

Не короче