Человек без прошлого - Марина Удальцова

Тут Ниов наконец сообразил: это актёры, а помост — это импровизированная сцена. Подошли музыканты и заиграли, а толпа радостно захлопала и заулюлюкала. Вскоре на сцену вышли актёры. И разыграли сценку. Актёр в картонной короне всё решал, за кого выдать дочь. Актриса, что играла дочь, была не то, чтоб страшненькой — так, неказистой. На роль принцессы она явно не тянула. И тут появились три её «жениха». С этого места интерес в Ниове медленно вытеснялся яростью, потому что претендентами на руку этой «красавицы» были: дракон, а вернее, мужик в маске дракона, расшитой бисером, в плаще из блестящих клочков ткани — то бишь, «чешуи», и с уродливым огромным хвостом, который торчал сзади из-под плаща и всё норовил попасть под ноги актёрам. Второй жених был статный парень, который был страшно доволен собой и то и дело поправлял свой костюмчик. Подозрительно знакомый костюмчик: ало-оливковый, между прочим. А на груди сверкали какие-то нашитые блестяшки — вроде как «рубины». Знал бы Летислав, что тут за дрянные сценки ставят на Юге, давно бы безбоязненно развязал войну на границе, и Ниов бы нисколько его не осудил! А третьим «женихом» оказался какой-то чудовищный зверь, который — судя по выкрикам на дайбергском наречии, которое Ниов, да и остальные северяне Белой Долины в целом понимали — был шерстолапом. По крайней мере, вот каким представляют шерстолапа тут, на Юге! По правде говоря, это мало походило вообще на какое-либо творение природы. Человек в недоеденных молью и сшитых между собой пушистых кусочках — не меха, а жутким образом потрёпанной ткани, изображавшей мех, — как угорелый носился по сцене и вроде как сражался то с «рубиновым», то с «драконом». А «принцесса» же то и дело охала, подскакивала то к одному, то к другому жениху и подставляла им интересные места. И «женихи» то шлёпнут её, то ущипнут в перерывах между «сражением».

Толпа просто покатывалась. Ниова это всё, конечно, не веселило: эта, с позволения сказать, пьеса была явно навеяна слухами и небылицами после приезда их троицы.

Но самое возмутительное началось потом. Когда «принцесса», наконец, наскакалась, как лошадь, по сцене, когда «женихи», наконец, вдоволь её потискали на радость публике, их «битва» закончилась. Первым проиграл рубиновый, неестественно грохнувшись в левом углу сцены и при этом подмигивая девчонкам из толпы. Дракон и шерстолап пока ещё изображали битву гигантов, а принцесса всё заламывала руки и шныряла между ними.

Потом сдался и дракон. Победил шерстолап, и Ниов заподозрил неладное. И не ошибся: когда выигравший битву за принцессу начал страстно её душить в мохнатых объятиях под пафосные мелодекламации короля, принцесса потянула за край шкуры, и она упала.

По толпе прокатилось «Аааааах!». Наверное, все — и Ниов в их числе — подумали, что так вышло случайно. Но уже спустя секунду толпа опять захлопала: оказалось, что под костюмом шерстолапа был какой-то мужик в плаще, а лицо его было вымазано зелёными полосками краски. Он подозрительно знакомо хромал и переваливался. Даже переигрывал. И они с принцессой разыграли новую сцену: она кривилась и отталкивала его, а он пытался её схватить то за грудь, то за зад. Она отбивалась, а потом сдалась, и они под гаденькие частушки музыкантов и радостный хохот толпы очень живо и энергично изобразили, что же бывает с принцессами, когда они выходят замуж.

Ниов заскрежетал зубами и отвернулся от сцены. Мерзко! Он ринулся прочь сквозь толпу, задевая всех плечами. Пару раз задел — и попал прямо на рану. Его аж передёрнуло от боли, но он не останавливался.

Вот, значит, как они о Севере. Вот как они о Нокард — и Цедроге, и девушке!

На Ниова словно ушат помоев перевернули. Он стоял в противоположном углу площади и всё кутался в плащ. На сцене уже одних лицедеев сменили другие. Кто-то пил. Кто-то дрался. Кто-то занимался и вовсе тем, чем на улицах приличные люди обычно не занимаются. Вот он, настоящий Дайберг, которого так жаждал Ниов. Что ж, зато теперь он прекрасно представляет себе, как устроена здесь жизнь. Свободные люди, даже не рабовладельцы, думают, что им позволено абсолютно всё. Просто потому, что они не рабы. Достаточно просто не лезть в монарший квартал и не причинять неудобства правящему семейству, которое закуталось в кокон и думает, что Дайберг — великая процветающая южная столица.

Ниов побрёл домой. Стайка молодёжи, шумя и выпивая, налетела на него. Упал капюшон.

— О, да это ж тот самый лицедей, что на сцене в итоге и оприходовал принцессу!

Они заржали и картинно поклонились ему.

— А девка где?

— Ты так её знатно помял, что мы уж решили, вы и в жизни с ней тискаетесь!

Они опять заржали. Ниов надвинул капюшон и молча побрёл от них, прибавив шаг и изо всех сил стараясь не переваливаться, как тот актёр-шерстолап. Он вытер потное лицо и посмотрел на ладонь: на пальцах остались липкие зелёные следы. Опять раны сочатся. Неудивительно, что они приняли его за актёра, а гниль — за краску.

Так, пребывая под впечатлением от искромётного южного юмора, он вернулся во дворец.

Он всё лежал на кровати, закинув руку за голову и пытаясь не шевелиться — в жарком климате раны совсем разнылись уже по всему телу, стали сочиться гадкой зеленью с удвоенной силой и неприятно тянули при каждом движении. Распахнутые глаза смотрели куда-то мимо золотистой лепнины на потолке.

Лафатум с этими горожанами — здесь, в одиночестве, на него снова нахлынули мысли о сегодняшнем скандале за обедом.

В голове одновременно варились два котла. Одно зелье уже давно стало традиционным и называлось «Я ревную Иссу», а второе было свежим, но кипело так же бурно, как и первое — «Что-то не так с Ранаяром».

Вечерняя ванна с травами пошла на пользу Ниову — зуд и покалывание ушли из зеленоватых шрамов, но тянущая боль осталась. Этот ритуал был обязательной частью жарких будней здесь, на юге. Едва прибыв, Ниов не без досады узнал, что на юге им с Иссой не придется изображать из себя пару ночью — у супругов по традиции были отдельные спальни. Поэтому сейчас Исса была неизвестно где. Нет, хуже того — известно. Разумеется, в библиотеке. С Авитом и увязавшимся за ними Кловом. Казалось, этого книжного червя никакая дорога не утомила: уже в первый вечер Авит рвался к книгам, чтобы разгадывать страницы из письма Каррама к Иссе. Почему-то она не попросила