Первый инженер императора ІІІ - Александр Вольт

Время летело незаметно. Неделя, отпущенная нам на подготовку, подходила к концу. Отряд был готов. Люди были обучены, снаряжение проверено, запасы пополнены. План экспедиции утвержден. Оставалось только получить последнее благословение.

В назначенный день мы снова стояли в Малой приемной царского дворца. На этот раз — не только я и Иван, а весь наш сводный отряд. Сорок четыре человека — сорок царских воинов и четверо хламников, включая Ишу. Все в полном боевом облачении, серьезные, сосредоточенные.

Алексей Петрович и Олег Святославович вышли к нам вместе. Они обошли строй, внимательно осматривая каждого воина, словно провожая их в последний бой.

— Ну что, воины, — голос Долгорукова звучал торжественно, но без пафоса. — Пришло время. Вы отправляетесь в опасный, но важный поход. От вас зависит будущее наших земель. Помните об этом. И вернитесь с победой. И живыми.

— Север ждет! — прогремел Романович, его глаза горели. — Ждет тех, кто не боится бросить ему вызов! Покажите этим диким землям, кто здесь настоящий хозяин! Слово за вами, барон!

Он посмотрел на меня. Я шагнул вперед.

— Мы готовы, Ваши Величества, — сказал я твердо. — И мы не подведем.

Цари кивнули. Затем, неожиданно для меня, они оба положили мне руки на плечи.

— Да хранят тебя Боги, барон Кулибин, — сказал Долгоруков.

— И да сопутствует тебе удача, инженер, — добавил Романович.

Это было их благословение. Простое, мужское, без лишних слов. Но в нем чувствовалась и вера, и надежда, и тяжесть ответственности, которую они возлагали на мои плечи.

Я кивнул им в ответ. Затем развернулся к своему отряду.

— Тогда, выдвигаемся.

— Погодите!

Я удивленно обернулся. По длинному коридору, ведущему из глубин дворца, бежала Маргарита. Она чуть ли не спотыкалась о подол своего нарядного, расшитого золотом платья, которое явно не было предназначено для таких стремительных маневров.

Щеки ее раскраснелись, выбившиеся из сложной прически рыжие пряди метались из стороны в сторону, а сама она откровенно нервничала, это было видно по ее сбившемуся дыханию и тому, как она теребила край рукава.

Она подбежала ко мне, не обращая внимания ни на царей, ни на застывших в недоумении воинов. Схватив меня за руку своей горячей, слегка дрожащей ладонью, она быстро сунула мне в другую руку какой-то небольшой, самодельный предмет.

— Я… я заговорила его, — выпалила она, ее зеленые глаза, полные тревоги и еще чего-то, чего я не мог сразу понять, смотрели мне прямо в лицо. — На удачу… и… и чтобы я всегда знала, где ты. Чтобы смогла увидеть тебя… если что… Не снимай его, Саша! Никогда! Ни в коем случае! Пожалуйста!

Я растерянно посмотрел на свою ладонь. На ней лежал небольшой кулон. Он был сделан явно вручную, из простых, подручных материалов — тонкие, переплетенные нити, несколько цветных бусин, крошечные перышки, какая-то высушенная ягодка…

Все это было сплетено в замысловатый, но изящный узор, отдаленно напоминающий миниатюрную версию тех «ловцов снов», которые когда-то были популярны в моем мире. От кулона исходило едва уловимое тепло и тонкий, почти неощутимый аромат трав. Я не был уверен, но что-то в нем было живое, настоящее.

Я поднял глаза на Маргариту. Она смотрела на меня с такой надеждой, с такой искренней тревогой, что у меня перехватило дыхание. В этот момент она не была племянницей царя, не была своенравной аристократкой. Она была просто девушкой, которая боялась за того, кто ей, видимо, стал небезразличен.

— Спасибо, Рита, — сказал я тихо, но искренне.

Я аккуратно надел кулон на шею, пряча его под ворот рубахи. Он лег на грудь прохладным, но приятным прикосновением.

Маргарита облегченно выдохнула, ее плечи расслабились. На губах появилась слабая, но искренняя улыбка. Она шагнула ко мне еще ближе и, прежде чем я успел что-либо сообразить, быстро, почти невесомо, поцеловала меня в щеку. Легкое прикосновение, словно перышком.

— Береги себя, Саша, — прошептала она, ее глаза блеснули влагой.

Затем, так же быстро, она отступила на шаг, сделала неуклюжий, но трогательный книксен обоим царям, которые все это время молча наблюдали за этой сценой с непроницаемыми лицами, и, не говоря больше ни слова, развернулась и почти бегом скрылась в том же коридоре, откуда так неожиданно появилась.

Некоторое время в приемной царила тишина. Я чувствовал на себе взгляды и Долгорукова, и Романовича, и всего своего отряда. Но никто ничего не сказал.

— Что ж, — кашлянул Алексей Петрович, первым нарушая молчание. — Кажется, теперь действительно все. В добрый путь, барон. И да хранят вас Боги.

Мы вышли из дворца. У ворот нас уже ждали оседланные лошади. Отряд быстро, без лишней суеты, выстроился в походный порядок. Я вскочил в седло, чувствуя под рубахой легкое прикосновение кулона Маргариты. Странное ощущение.

Мы выехали из города. Солнце уже поднялось достаточно высоко, заливая улицы Великого Новгорода ярким осенним светом. Прохожие с любопытством провожали взглядами наш внушительный отряд, кто-то махал рукой, кто-то крестился.

По пути, когда мы уже миновали городские стены и выехали на знакомый тракт, ведущий на Север, я достал из-под рубахи кулон. Внимательно рассмотрел его при дневном свете. Да, это действительно был своего рода амулет, сплетенный с явной заботой и магией.

Я чувствовал это. Легкая, едва уловимая пульсация, резонирующая с моей собственной внутренней силой.

«Чтобы я знала и смогла увидеть тебя». Интересно, на что способен этот ее Дар, если она действительно может «видеть» на расстоянии? Или это просто… женские чары, призванные успокоить ее собственное сердце?

— Она явно дорожит тобой, барон, — голос Ивана Кречета, ехавшего рядом, прозвучал неожиданно тихо, но я расслышал его сквозь стук копыт. Он смотрел прямо перед собой, на дорогу, но я был уверен, что он заметил и мой жест, и выражение моего лица.

— Очень похоже на то, — ответил я спокойно, пряча кулон обратно под рубаху и отпуская его. — Но и я ей крайне благодарен за то, что она сделала для нас во время нашего первого похода на Север. Без ее помощи… кто знает, чем бы все закончилось.

Иван хмыкнул, его взгляд оставался устремленным вперед.

— Я не просто благодарен, Саш, — сказал он после короткой паузы, и в его голосе прозвучала непривычная для этого сурового человека мягкость. — Мы все… мы все перед ней, как и перед вами, барон, в таком неоплатном