Александр. Том 3 - Олеся Шеллина

— Ваше величество, — я поднял голову и посмотрел на вошедшего в кабинет Скворцова. — Михельсон прибыл. Сопровождает находящихся под арестом Аракчеева и Барклая де Толли.

— Твою мать, — я выругался и с ненавистью посмотрел на отчёт будущего первого министра финансов, в котором говорилось, насколько у нас всё плохо. — Через минуту пригласишь. — Илья не уходил, и тогда я добавил. — Что-то ещё?

— Я намекнул Виктору Павловичу, что вы подписали приказ об освобождении двадцати пяти придворных должностей, — сказал Илья, глядя на меня вопросительно.

— Если будет спрашивать, кого выгоняем, скажи, — я кивнул собственным мыслям.

Приказ был пока подписан на непонятную прорву камер-юнкеров. К тому же это скоро и так будет известно, поэтому скрывать имена я не видел смысла. Из молодых людей был оставлен небольшой костяк, вроде Киселёва, из которых я намеревался начать делать истинную элиту империи. Но это в качестве этакого социального эксперимента. Куда он нас в итоге заведёт, будем посмотреть, как говорится.

Илья вышел из кабинета, а через минуту в него вошли господа офицеры. Барклай и Аракчеев так демонстративно не смотрели друг на друга, что я плюнул и даже не стал интересоваться, что же между ними произошло.

— Вот что, мне плевать, кто из вас кому в кашу плюнул, и кто у кого любовницу увёл, — сказал я, хмуро глядя на обоих. — Мне надоело, что мои офицеры, как пауки в банке постоянно грызутся друг с другом. Тем более что никаких заметных результатов этой грызни я так до сих пор и не увидел.

— Ваше величество, — начал говорить сопровождающий этих уродов Михельсон, но я прервал его, подняв руку.

С каким бы удовольствием я обоих отослал в деревни коровам хвосты крутить… Но они оба были мне нужны. Оба нужны со своими тараканами и придурью, но своего рода гении, ворвавшиеся в историю. Не хотелось бы, чтобы моя история их похоронила.

— Полагаю, ваши разногласия происходят из-за различных взглядов на необходимые преобразования в войсках? — я задал весьма риторический вопрос. — Думаю, мы проведём эксперимент. Есть два полка, с которыми очень сложно что-то сделать в плане преобразований. Это Семёновский и Преображенский. Каждый из вас возьмёт по одному и проведёт те преобразования, которые считает правильными. Я даю вам именно эти элитные подразделения, потому что в них очень легко всё откатить назад. Они слишком консервативны, если можно так сказать.

— Ваше величество… — сейчас пасть попытался открыть Аракчеев, но я его заткнул одним взглядом.

— У вас есть полгода. Если за эти полгода вы не предоставите мне нормальных результатов: то есть, если в полках не будет никаких изменений повлияющих в итоге на их боеспособность в положительную сторону, разумеется, не обижайтесь. Один из вас поедет укреплять наши восточные границы, а второй — самые западные. Последнего на место службы, так уж и быть, доставит Ушаков. Кто куда поедет, разрешу решить самим. Можете даже дуэль по этому поводу устроить, мне всё равно. Приказ ясен? Выполнять. Оружие вам вернут на выходе. Иван Иванович, останьтесь. Расскажите мне, что решили всё-таки с артиллерией, пока это безобразное происшествие не произошло, — высказавшись, я отвернулся к окну, показывая, что разговор закончен.

Они потоптались с минуту, а затем молча вышли из кабинета. Когда дверь закрылась, я повернулся к Михельсону, но не успел я указать ему на стул возле стола, как в кабинет вошёл Илья.

— Ваше величество, — он закусил губу, едва сдерживаясь, чтобы не заржать. — Фёдор Васильевич Ростопчин прислал нарочного… Ту табличку, которую вы собственноручно приколотили, спёрли. Унесли среди белого дня вместе с гвоздями. И даже молоток утащили.

— Твою мать, — я медленно провёл ладонью по лицу, а потом махнул на стол. — Присаживайтесь, Иван Иванович. Илья, принеси нам кофе. Нам тут долгая работа предстоит. И да, я сегодня больше никого не принимаю, если только что-то слишком важное произойдёт, — и я первым направился к столу, чтобы уже начать разбираться с артиллерией, а самое главное, сколько все преобразования будут стоить.

Глава 15

Ермолов прошёлся по длинным коридорам Метехского замка в Тифлисе и остановился возле двери, ведущей в покои Кнорринга Карла Фёдоровича, назначенного ещё Павлом Петровичем инспектором на Кавказ. Алексей Петрович постучался, но в этот момент где-то в глубине дворца раздался сильный грохот, заставивший его поморщиться. Было крайне сомнительно, что хозяин покоев расслышал стук в царящем вокруг шуме.

— Входите, — глухой голос за дверью показал Ермолову, что Кнорринг всё-таки расслышал, что к нему пришёл посетитель. Не колеблясь больше ни секунды, Ермолов вошёл в небольшую гостиную.

Стоявший возле окна Карл Федорович, даже не посмотрел на вошедшего, продолжая надиктовывать письмо сидевшему за столом секретарю.

Ермолов остановился у двери, явно не зная, куда ему пройти. Он не перебивал Кнорринга, давая тому закончить говорить. Прислушавшись, Ермолов сумел понять, что письмо было адресовано кому-то из грузинской знати и в нём Кнорринг интересовался мнением князя о вхождении Картли-Кахетинского царства в подданство России.

— Всё на этом, Павел, — Кнорринг, наконец, отвернулся от окна, подошёл к столу, быстро пробежался взглядом по письму и поставил размашистую подпись. После чего жестом отпустил секретаря и повернулся к Ермолову. — Доброе утро, Алексей Петрович, что вас привело сегодня сюда ко мне?

Ермолов хотел уже ответить, но тут раздался очередной грохот, и он промолчал, ожидая, когда станет потише.

— Что у вас здесь творится, Карл Фёдорович? — поморщившись, спросил Ермолов, когда убедился, что Кнорринг его услышит.

— Перестройка этого дворца, — ответил императорский инспектор и глубоко вздохнул. — Так что вас привело сюда? — повторил он вопрос.

— Вы, случайно, не знаете, где сейчас может находиться его высочество Константин Павлович? — спросил Ермолов. — Я уже неделю как прибыл и никак не могу добиться аудиенции.

— Его высочество гостит у князя Гарсевана Ревазовича Чавчавадзе, — ответив, Кнорринг неодобрительно поморщился. — Князь — очень хлебосольный и гостеприимный хозяин, так что его высочество часто остаётся ночевать в его доме… из-за усталости и переутомления.

— Понятно. И ведь не сказать, что Константин Павлович не пытается сблизиться с местной знатью, — Ермолов задумчиво посмотрел в сторону окна. Ему было не совсем понятно, с какой стороны браться за поручение его величества. Даже