Художник из 50х Том II - Сим Симович

Крид открыл дверь в соседнее помещение. Небольшая комната была оборудована всем необходимым для художника — мольберты разных размеров, стеллажи с красками и кистями, стол для графических работ. У окна стоял удобный стул и подставка для ног.

— Для тех моментов, когда нужно будет вернуться к истокам, — объяснил Крид. — Руководство понимает — творческому человеку необходимо личное пространство для вдохновения.

Гоги сел в кресло художника, взял в руки знакомую кисть. На мгновение время остановилось — он снова был простым живописцем, влюбленным в красоту мира.

— Георгий Валерьевич, — мягко позвал Крид. — Пора знакомиться с коллективом.

Они спустились на девятнадцатый этаж, где располагались кабинеты заместителей министра и руководителей основных отделов. В большой конференц-зале уже собрались люди — человек тридцать различного возраста и профессий.

— Товарищи, — объявил Крид, — позвольте представить вам нового министра культурной политики — Георгия Валерьевича Гогенцоллера.

Поднялись с мест, зашумели приветственно. Гоги окинул взглядом собравшихся — режиссеры, которых он знал по фильмам, писатели с мировыми именами, художники, чьи работы висели в Третьяковской галерее.

— Товарищи, — начал он, чувствуя, как волнение сменяется уверенностью, — перед нами стоит грандиозная задача. Мы должны создать новый язык искусства, который будет понятен миллионам людей во всем мире.

Зал затих. Все внимательно слушали слова нового руководителя.

— Наше искусство должно быть не только красивым, но и действенным. Не только эмоциональным, но и убедительным. Мы работаем не для узкого круга ценителей, а для всего человечества.

Он говорил, и с каждым словом чувствовал, как растет его власть над этими талантливыми людьми. Они готовы были следовать за ним, воплощать его идеи, создавать по его замыслам.

— У каждого из вас есть опыт, талант, видение, — продолжал Гоги. — Моя задача — объединить все это в единую силу, способную изменить культурный облик эпохи.

После выступления к нему подошли несколько человек — познакомиться, обсудить планы, поделиться идеями. Гоги видел в их глазах смесь любопытства, надежды и осторожного энтузиазма.

— Завтра мы начинаем полноценную работу, — сказал он в заключение. — Готовьтесь к большим переменам.

Когда зал опустел, Крид подошел к окну, откуда открывался вид на вечернюю Москву.

— Ну как? — спросил он. — Соответствует ожиданиям?

— Превосходит, — честно признался Гоги. — Я и представить не мог, что мои эскизы воплотятся в таком масштабе.

— Это только начало, — заметил Крид. — Здание — лишь инструмент. Главное — что вы с этим инструментом будете делать.

Гоги вернулся в свой кабинет на двадцатом этаже. Включил настольную лампу, сел за огромный стол, разложил первые документы. За окнами загорались огни столицы — города, которому предстояло стать лабораторией его культурных экспериментов.

Он взял лист бумаги, начал набрасывать план работы на первый месяц. Новые фильмы, книги, выставки — все должно было работать на главную цель: формирование нового человека, способного строить коммунистическое общество.

Часы на столе показывали полночь, когда Гоги наконец отложил ручку. За день он превратился из опального художника в одного из самых влиятельных людей страны. Завтра начинался новый этап его жизни — этап, который мог изменить судьбы миллионов людей.

Он подошел к окну, посмотрел на спящий город. Где-то там жили обычные советские граждане — рабочие, инженеры, учителя, студенты. И теперь их мысли, чувства, мечты во многом зависели от решений, которые он будет принимать в этом кабинете.

— Интересно, — пробормотал он себе под нос, — куда заведет меня эта дорога?

Ответа не было. Но в глубине души Гоги чувствовал — самые значительные страницы его биографии еще не написаны.

Утром следующего дня Гоги прибыл в свой новый кабинет с твердым намерением окунуться в работу с головой. Однако за массивным столом из красного дерева его уже ждал незнакомый человек. Он сидел в кресле, предназначенном для посетителей, листая какую-то папку, словно был здесь хозяином.

Незнакомец поднял голову при входе Гоги. Первое, что бросилось в глаза — полностью бритая голова и аккуратная седая борода, покрывающая точеную челюсть. Мужчина был одет в строгий пепельно-серый костюм без пиджака, белая рубашка с закатанными рукавами подчеркивала спортивное телосложение. На носу сидели защитные пенсе, скрывающие глаза.

— Георгий Валерьевич, полагаю? — мужчина встал, протянул руку. — Карим Бесфамильный, заместитель товарища Крида по особым поручениям.

Голос был низким, с едва уловимым эстонским акцентом. Рукопожатие — крепким, уверенным.

— Не помню, чтобы мы назначали встречу, — осторожно заметил Гоги, проходя к своему месту.

— Не назначали, — согласился Карим, снова усаживаясь в кресле. — Но обстоятельства сложились так, что встреча стала необходимой.

Он снял пенсе, и Гоги увидел пепельно-серые глаза — холодные, изучающие, невероятно выразительные. Возраст мужчины определить было невозможно — седина могла означать как зрелость, так и преждевременную седину от нервного напряжения.

— Слушаю вас, — Гоги сел за стол, сложил руки.

— Товарищ Крид поручил мне… скажем так, обеспечивать координацию вашей работы с общими задачами двадцать восьмого отдела, — Карим открыл папку, достал несколько документов. — Простыми словами — я ваш советник и помощник в сложных вопросах.

— Советник? — Гоги нахмурился. — Мне казалось, я достаточно опытный человек, чтобы самостоятельно выполнять свои обязанности.

Карим усмехнулся — коротко, без тени веселья.

— Товарищ министр, после корейских событий руководство решило не оставлять вас наедине с крупномасштабными задачами. Слишком… самостоятельный у вас подход к выполнению поручений.

В голосе слышалась ирония, смешанная с профессиональной прямотой.

— И что конкретно входит в ваши обязанности?

— Консультирование по стратегическим вопросам, координация с другими ведомствами, контроль за соблюдением генеральной линии партии, — Карим перечислял монотонно, словно читал инструкцию. — Плюс обеспечение безопасности и решение нестандартных ситуаций.

Последние слова прозвучали особенно многозначительно.

— А лично у вас какая специализация? — поинтересовался Гоги.

— Разная, — уклончиво ответил Карим. — Владею несколькими языками, имею опыт работы в различных регионах, понимаю специфику культурной работы.

Он встал, прошелся к окну, посмотрел на утреннюю Москву.

— Mellon nin, Georgi Valerievich, — неожиданно произнес он на незнакомом языке.

— Простите?

— Мой друг, — перевел Карим, не оборачиваясь. — Древний язык. Работаю