Полукровка. Сбежать от альфы - Алиса Линд

— Твоя дочь увидит, как ты сдохнешь! — выплевывает альфа Бурых.

— Пошел ты! — ревет мать, а потом переводит обезумевший взгляд на Вэй. — Дочка? Доченька… Послушай! Слышишь?

Горечь колет в сердце. Даже мне больно смотреть. Картинка размывается слезами. Очертания женщины стираются и превращаются в черно-бежевое пятно, точно кто-то растолок темные и светлые печенья в одну бесформенную кучу обломков.

— Вэй! — кричит мать. — Сосредоточься! Запомни! Никогда не преклоняйся перед волками. Слышишь?

Вэй качает головой, кажется, не верит, что наблюдает убийство собственной матери. Но вид немного проясняется, как будто скопившиеся слезы наконец сорвались с глаз.

— И еще одно… Не попадайся ведьмам! — продолжает мать. — Держись от них как можно дальше.

В комнате происходит движение. Вокруг альфы собирается несколько человек. Обступают женщину. Двое хватают за руки, один из них перетягивает ее плечо жгутом. Картинка чернеет. Вэй закрыла глаза.

На черном фоне раздаются исступленные женские крики. Вэй говорила, что мама была проституткой. Такие часто употребляют и по опыту знают, какая доза будет смертельной.

Внезапно крики стихают. Раздается только прощальное: «Вэй, я люблю тебя» и глухой звук, с которым обмякшее тело падает на пол. Полукровка открывает глаза. Мать лежит с отсутствующим стеклянееющим взглядом. Изо рта тонкой струйкой стекает слюна. Вряд ли Бурые могли ошибиться с дозировкой, она наверняка скоро умрет, но меня радует, что это произойдет хотя бы безболезненно.

Картинка резко дергается. Вэй беснуется в руках волков, и они разжимают пальцы. Она в два прыжка оказывается над матерью, хлопает по щекам, умоляет очнуться. Сердце обливается кровью от жалостливого звука ее голоса, немного гнусавого от слез. Она разворачивается к волкам, которые держали ее, и со всех ног срывается в одного из них. Кажется, таранит головой, попадает по бедру. Он отшвыривает ее. Она шипит, поднимается, но сделать новый бросок ей не дают. Скручивают и связывают. Надевают на шею ошейник и передают цепь от него Ванготу. Он повелительно хмыкает и дергает поводок на себя.

И вдруг… У меня по спине снова бегут мурашки, на этот раз горячие и колючие. Вэй вытаскивает вперёд только что связанные за спиной руки, отряхивает лохмотья толстой верёвки и одним движением срывает плотный тяжелый ошейник. Бросает на пол разорванной полоской кожи. Что-то не так. Такого раньше не было… Кажется, теперь она управляет иллюзией!

32. Волки в клетке

Вэй

Ярость и острая тоска сплетаются в душе в тугой тяжелый узел. Отчаяние давит на виски. Я закрыла глаза, чтобы не видеть, как они уколют ее, но что это меняет?

Слышать прощальные слова мамы невыносимо. Внутри словно сходит лавина обжигающего льда. Тело само вырывается из цепких лап волков. Ничего не соображаю. Я тощая девчонка, которую держат два здоровых лба. Мне не справиться с ними… Но они вдруг отпускают.

Мама уже не слышит меня. Глупо бить ее по щекам и просить очнуться, но душа просит сделать хоть что-то.

Она умирает. Я кожей ощущаю, как жизнь покидает ее, чувствую запах смерти. Внутри, кажется, все сгорает, наступает мёртвая тишина. А в горле свербит сдерживаемый вопль.

Маме я уже не помогу.

Лютая злость затмевает рассудок. Вскакиваю и несусь к одному из бурых, которые стоят и тупо пялятся, как догорает последняя частичка моей души. Он не успевает закрыться, и я врезаюсь в него головой. Наверное, это самый сильный удар, который я могу нанести.

Бесполезно. Волк даже не охнул. Резким толчком отпихнул меня. Пол больно бьет в спину, точно наждак, стесывает кожу на лопатках. Шиплю сквозь зубы и снова встаю. У меня только одно желание — разорвать как можно больше поганых волчар. И мне плевать, что я против них, как дождевой червяк против колеса автомобиля.

Сзади кто-то наваливается. Меня сшибают на пол. Резко сводят запястья за спиной и грубо стягивают верёвкой. Отбиваюсь, но тщетно. Это все равно что пытаться остановить поезд голыми руками.

Волки поднимают меня на ноги, затягивают на шее полоску грубой кожи. Она холодит и царапает под подбородком. Подходит крупный волк, тот самый, который таскал маму за волосы, принимает у подручных конец цепи, тянущейся от ошейника. Дёргает на себя, принуждая идти за ним.

А я внезапно осознаю, что никуда не пойду.

Эти. Гады. Жестоко. Убили. Маму. У меня. На. Глазах.

В душе вдруг появляется доселе не виданная отстранённость. Ураган чувств улёгся, уступив место свежей и по-ночному прохладной сосредоточенности.

Дом вдруг становится четким. Я вижу все. Каждую трещинку на стенах, каждую бахромящуюся нитку на ободранном диване. Хочу освободить руки — и с удивлением ощущаю, что тугая верёвка рассыпается. Смотрю на ладони, стряхиваю с предплечий волосящиеся нитками обрывки. Дергаю ошейник — и он поддается. Я, кажется, даже слышу треск, похожий на звук рвущейся бумаги.

Ядовитым взглядом пронзаю здоровяка с бурыми волосами. Хочу, чтобы он оказался на коленях. Мысленно приказываю ему согнуть ноги, и он… подчиняется! Сзади кто-то двигается. Оглядываюсь. Подкрадываются остальные волки. Про себя велю им последовать примеру альфы — и они один за другим опускаются на колени.

Оглядываю здоровых мужчин, они смотрят на меня с тлеющим в глазах страхом. Наверное, не понимают, как я могла заставить их подчиниться. Я и сама не понимаю, но по коже бегут мурашки кровожадной радости. Не могу удержаться. Злобно смеюсь.

Света вдруг становится больше. Стены дома бледнеют и выцветают. Исчезают трещины, стирается грязный коричневый пол, а под ним поступает прорезиненное покрытие моей больничной палаты. Это было ещё одно видение…

Внутри разрывается атомная бомба. От внезапно возникшей тошноты сбивается дыхание, дрожь охватывает все тело. Стефан, я хочу тебя уничтожить!

Зрение ещё не вернулось в норму, и через шум крови в ушах слышу пикающий звук дверного замка. Хлопок. Дверь закрылась. Колдун ушел. Я на коленях в углу палаты. Всякий раз после иллюзий нахожу себя в новом месте.

Пальцы рук дрожат, в пищеводе печёт. Я чувствую, что могу. Не знаю, что конкретно, но сладостное ощущение, как будто я стала чем-то большим, чем просто человек, разливается по жилам ласковым огнём.

Подбегаю к окну — вижу блондина в плаще. Размашистым шагом удаляется от госпиталя по мощеному двору. Почему он вдруг убежал? Вряд ли испугался меня, хотя наверняка заметил, что я вмешалась в ход его морока. Если это не из страха, значит, отправился сообщить.

Пазл складывается, как в рекламной заставке, объемные кусочки, крутясь в воздухе, один за