Гном, убей немца! - Руслан Ряфатевич Агишев

Он развернулся и пошел по улице, но еще несколько раз оборачивался и долго махал рукой. Понимал, что мы еще не скоро встретимся.

— Бывай, Гриша, бывай, — повторил я несколько раз, и погрузился в свои мысли. — Теперь и мы с тобой воюем. Только в руках у нас не винтовки и пистолеты, а кирка, молоток, лопата и стамеска. И ещё неизвестно, где воевать сложнее — там или здесь…

Да, честно говоря, я и не думал об этом. Одноклассники, когда хотели сбежать на фронт, с восхищением говорили о медалях и орденах, о славе, о портрете и поздравлении в газетах. Я же пропускал все это мимо ушей. Что толку об этом думать? Разве это главное?

Все это время меня волновало лишь одно, как я могу помочь своим -своей семье, своему большому клану.

— … Ничего, ничего, шахта подождет. Отец обещал, что поговорит обо мне с начальством. Нужно лишь немного подождать. А пока и на заводе от меня польза будет. Ведь, патроны это что? Это железо, металл…

Я пообещал себе, что мои патроны будут самыми лучшими.

— … Ведь, там в моем мире именно мы, гномы, делали самые лучшие стрелы.

И это была истинная правда! Стрелы с наконечниками из адамантия пробивали все, что встречали на своём пути — дрянью кольчугу орка, латный доспех рыцаря, каменную стену крепости и даже зачарованную защиту магистра магии. Правда, такое оружие могли себе позволить лишь самые богатые. Металл Богов, как его называли гномы, был очень редок. Его ковка поддавалась лишь избранным из гномов, которых на весь Подгорный народ набиралось лишь полтора десятка с небольшим. Даже крошечный кусочек адамантия в моем мире стоил гораздо больше золота в своём весе. Дело доходило до того, что сокровищницы многих правителей именно адамантий хранился, как великая ценность, а не золото, серебро или драгоценные камни. И лишь самые могущественные правители могли позволить себе и своей дружине оружие из адамантия, а иногда и доспехи.

— Я постараюсь… попробую, чтобы металла Богов было много, очень много, чтобы всем хватило.

Я чувствовал, что у меня получится, что у меня хватит сил. Главное, оказаться на заводе, рядом с металлом, а не где-нибудь на подсобных работах или того хуже, где-нибудь на кухне.

Глава 19

Взгляд со стороны

* * *

В истории человечества нередко случаются события, которые современники сразу не замечают, не придают им значения, считая незначительными и незаслуживающими внимания. Однако с течением времени, когда вскрываются важные подробности, появляются свидетельства, «открываются» документы, приходит понимание, что тогда все обстояло совершенно иначе и те события являются знаковыми. Такие события называются точками бифуркации, переломными моментами, когда некая система теряет свою устойчивость и любое на нее воздействие, даже самое незначительное, может привести к качественно иному развитию событий. Это явление очень метко и образно описал Самуил Маршак в своем стихотворении «Гвоздь и подкова»:

Не было гвоздя —

Подкова пропала.

Не было подковы —

Лошадь захромала.

Лошадь захромала —

Командир убит.

Конница разбита —

Армия бежит.

Враг вступает в город,

Пленных не щадя,

Оттого, что в кузнице

Не было гвоздя.

Именно таким гвоздем и стали, казалось бы, самые обыкновенные патроны калибра 7.62, выпускавшиеся на патронном заводе № 60 в городе Ворошиловограде. Да, именно так! Это были не танк Т-34, наилучшим образом сочетавший в себе сверхмобильность, высокую проходимость, значительный калибр огня и хорошее бронирование; не исключительно живучий и мощно вооруженный штурмовик Ил-2; не предельно надежный и чрезвычайно просто в производстве и эксплуатации пистолет-пулемет Судаева! Это были обыкновенные винтовочные патроны из Ворошиловограда!

Хотя, обыкновенные ли⁈

* * *

4 ноября 1941 г.

Район Красного Лимана

Расположение 39-го стрелкового полка

Оборона 39-го стрелкового полка 4-ой стрелковой дивизии проходила по линии Красный Лиман — Дебальцево. Изломанная траншейная линия протянулась вдоль западной части Красного Лимана. Окопы полного профиля соединяли между собой остовы каменных зданий, превращенных в укрепленные позиции. Среди битого кирпича, обожженных бревен прятались замаскированные пулеметы, артиллерийские орудия и наблюдатели-корректировщики огня.

Только что захлебнулась очередная немецкая атака. Черное поле было усыпано телами в серых шинелях, кое-где чадила подбитая техника. Уцелевшие солдаты отходили в тыл под прикрытием буксующих в донбасском черноземе броневиков.

— … Драпают, ироды, — с облегчением выдохнул пожилой сержант, провожая внимательным взглядом бегущих немцев. Несмотря пронизывающий северный ветер и легкий мороз, от него шел пар. Он снял пилотку и взъерошил мокрые волосы. — А чего не драпать? Ты, Мишаня, молодец! Богато их сегодня повыбил…

Сержант развернулся к соседу, совсем молодому парнишке, которому на вид едва — едва восемнадцать лет исполнилось. Тот молчал, преувеличенно серьезно чистя винтовку. Шомполом двигал размеренно, спокойно, время от времени щелкал затвором.

— Сколько сегодня этих гадов положил? Десять, двадцать? — сержант не унимался. Видно, что возбуждение боя его еще не оставило. Ему явно нужно было выговориться. — Только прицелился, и бац, один готов! Снова прицелился, и еще один немец свалился! А офицер аж через голову перевернулся! Ты же чистый снайпер!

Паренек поднял голову и пожал плечами.

— Скажете тоже, товарищ сержант. Какой я снайпер, так хороший стрелок, — сказал вроде бы равнодушно, но чувствовалось, что похвала ему приятна. — Вот мой батя — это самый настоящий снайпер! Он со ста шагов белке прямо в глаз бил, и никогда не промахивался. В нашем селе никто лучше него не стрелял. Лучший охотник был… пока его медведь не задрал.

Сказав, снова замолчал и продолжил заниматься оружием. Закончив возиться со стволом винтовки, достал из сумки патроны. Аккуратно разложил их перед собой и начал тщательно чистить небольшой тряпочкой. Делал это медленно, методично протирая каждый патрон до приятного золотистого цвета.

— Мишка! — сержант вдруг выпрямился и стал быстро застегивать ворот гимнастерки. — Комбат идет! Отряхнись, а то грязный, как черт!

Парень бросил быстрый взгляд назад, и сразу начал приводить свою одежду в порядок. По ходу сообщения, и правда, шел комбат с каким-то свертком в руке. Его коренастую крепко сбитую фигуру сложно было не узнать.

— Сурков⁈ — радостный возглас комбата раздался еще шагов за двадцать — тридцать. — Сурков, твою мать⁈ Ну, ты и дал стране угля! Охренеть!

Матерился, но сразу было ясно, что не от злости, а от радости, восторга. Подбежал, крепко обнял, обдав ядреным запахом табака.

— Я же сам с НП в бинокль смотрел! Все сам видел! —