Геном хищника 7 - Евгений Александрович Гарцевич

class="p1">Но в этом я ошибся, чем ближе до назначенного часа, тем людей становилось больше. Единственное, что хорошо, все они старались подтянуться к входу. Зачем, стало понятно за десять минут до начала матча. На крыше «авианосца» появился человек с громкоговорителем и начал, надрываясь, в него орать.

— При-вет, Вай-тар-на! — заголосил диктор, он же, видимо, и комментатор будущего боя.

Он постарался растянуть слова, добавив в свой призыв торжественной интонации, но рупор особо не позволил. Получилось громко, но как-то скомкано. Тем не менее народ это не смутило, толпа взорвалась свистами и криками.

— Сегодня у нас великий бой! — продолжил гудеть диктор. — И с вами, как всегда я Джонни Войс — ваш любимый бессменный комментатор.

Свистов стало больше, что могло говорить о том, что не такой уж он и любимый. А мне стало интересно, как он сможет одновременно следить за боем и орать с крыши, обращаясь к толпе. Либо прямо с крыши есть люк на арену с хорошим обзором, либо где-то в этих поржавевших стенах спрятана система акустики, чтобы кричать он мог изнутри.

Впрочем, мне не настолько важно, как будут сообщать, достаточно того, что я буду знать, как идут дела у Анны. Диктор продолжал заливать, подгоняя народ делать ставки. Расхваливал Фурию, вспоминая её прошлые заслуги и таинственное исчезновение.

Понятное дело, никакого кидалова и муток с подставными боями не было, а была очень мрачная история, что, убив всеми любимого чемпиона, Фурия совсем сошла с ума в своей кровожадной ярости и терроризировала Гетто, где её, наконец, поймали охотники Хлойта. И теперь она получит по заслугам, выступив сразу против нескольких монстров. Некие «Обжора», «Кровопускатель» и «Утопленник». Мне, к сожалению, эти клички ничего не говори, но народ вздрагивал чуть ли в каком-то торжественном экстазе, когда диктор с содроганием начинал первые буквы, а потом будто выплёвывал все остальные.

Сочувствия к Фурии я не заметил ни на одном лице. Главная печать у людей была в том, что они не увидят это собственными глазами. Рядом со мной кто-то проворчал, что и так билеты дорогие, а сейчас так вообще дерут втридорога. А два других спорили, на что ставить: на то, что Фурии выпустит кровь «Кровопускатель» или забъёт «Утопленник». Вариантов, что победит она, не рассматривали. Хоть и думали, что «Обжору» она победит.

Наслушавшись всякого-разного, но, к сожалению, бесполезного, я вернулся к точке своего предполагаемого старта. Количество и поведение охранников изменилось, их стало меньше (кто-то, видимо, всё-таки смог урвать билеты на трибунах) и они растянулись по углам площадки, чтобы лучше слышать крикуна. Перед дверью банка вообще никого не было, а у ломбарда осталось всего двое, и рядом с ними теперь маячил какой-то толстячок в очках и с залысинами — видимо, сам ростовщик. У тамбура ситуация не изменилась — все трое были на месте, но сидели с кислыми лицами.

— И да начнётся бой! — приглушённый крик комментатора долетел и за здание. — На арене — бешеная Фурия! А против неё — О-о-обжора!

Толпа на улице разом загудела, перекрикивая диктора так, будто вживую увидела бойцов. А потом волной начала глохнуть, чтобы слышать, что дальше.

Я же в этот момент торопливым шагом прошёл через пустую калитку и оказался перед охранниками. Они меня даже не заметили, напряжённо вслушиваясь говор комментатора и всматриваясь в толпу, будто хотели понять, что происходит по их реакции.

— Уважаемые, — мне пришлось привлечь их внимание.

Не стой широкоплечий «гризли» поперёк входа, я бы, скорее всего, смог бы незаметно пробраться внутрь.

— Гринго, давай позже, — чуть ли не простонал ростовщик, отмахнувшись от меня. — Не видишь, бой слушаем?

— Мужики, очень надо, — заныл я. — Хочу успеть ставку сделать, наличка нужна.

— Что у тебя там? — покосился очкарик на сумку, но я продемонстрировал ему ученический браслет Древних. — О! Ну ладно, только по-быстрому.

Очкарик махнул рукой, но вперёд меня не пропустил. Дёрнул за рукав одного из амбалов и, гремя ключами, вошёл внутрь. За ним здоровяк и только потом я. Последнее, что я услышал в рёве толпы, прежде чем стальная прохлада меня поглотила, что Фурия держится. И делает это довольно неплохо, на радость тех, кто ставил не на «Обжору».

Далеко мы не прошли, буквально пара метров свободного пространства, а дальше решётка на всю стену. В центре — окошко, сбоку — дверь, а всю остальное занимали полки с оружием и прочим барахлом. Всмотреться мне дали, амбал развернулся поперёк и перегородил обзор, прикрыв очкарика, пока тот возился с ключами и дверью.

Ждать, пока он откроет, я не стал. Оглянулся на вход, на тяжёлые складки на лысом затылке второго охранника. И убедился, что он занят исключительно попытками уловить голос комментатора. Понимаю, самому это важно…

— Волна накатывает, парень… — прошептал я, активируя «Ауру тишины» и резко вскидываю руку.

Я ударил в солнечное сплетение, слегка согнув амбала на уровень второго удара в голову. Дважды отработала «Стальная кость», но мужика я так и не вырубил. Он захрипел, хватая воздух и отлетел на очкарика, придавил его и уже собирался встать, но на него бросились острохвосты с шакрасиком.

— Какого?

Донеслось со спины, и в меня будто поезд врезался, пронося до самой решётки. Тряхнуло так, что за ней вещи с полок попадали. Но я этого и хотел…

Не вещи с полок свалить, не запустить регенерацию с «Поглощением урона», но затянуть второго охранника внутрь. Ну и шакраса разбудить, чего уж там. Не катаньем, так битьём, как говорится…

Отскочил от решётки я у уже с «Пером» в руке, бросил вперёд себя «Кондрашку», заставив амбала споткнуться, и вонзил клинок в открытую ключицу, а потом и в шею. Но почему-то не только свалил «медведя», но и точку опоры потерял. Меня буквально сжали в медвежьих объятиях и повторно тряхнули о решётку. А потом и опора под ногами исчезла, а рёбра, видать, с прутьями решили в крестики-нолики поиграть. Я выронил «Перо», но тут же активировал второе. Кое-как изогнулся, ударил мужика в сгиб локтя, получил капельку свободы и воткнул «Перо» ему в глаз. Сам схватился за верх решётки и, повиснув на руках, ударил ногой, вбивая нож по самый кончик рукоятки.

Только после этого амбал, наконец, упал. Второй уже был не жилец — лежал и хрипел, держась за горло, и постепенно тонул в собственной крови. Очкарик забился в угол и только хлопал глазами,