Ничего cвятого - Дмитрий Дегтярев

– 18 информаторов и 56 внедренных агентов… – повторил Великий Инквизитор и его лицо перекосила злая гримаса. – 18 информаторов и 56 внедренных агентов на 80 тысяч адептов «Детей Виноградаря». Это что, шутка какая-то? Кто-то еще удивляется почему мы не в состоянии уничтожить секту раз и навсегда… Господи, да, о чем я вообще? Мы не просто уничтожить, даже нанести хоть сколько-нибудь ощутимый удар не можем! Дьявол! Мы даже не в состоянии спрогнозировать их действия! Как можно работать настолько неэффективно? Мы вообще кто, для них? Позорище, вызывающее лишь кривую ухмылку, или Инквизиция, дьявол вас побери! Кто-нибудь может дать мне в вразумительный ответ?

Под пылающим взором Великого Инквизитора в конференц-зале воцарилась могильная тишина. Вряд ли кто-то из присутствующих хоть раз в своей жизни видел главу Святой Инквизиции настолько взбешенным. Антуан не видел. Впрочем, следует признать, до сегодняшнего дня ему в принципе не доводилось бывать с ним на одних и тех же совещаниях. Все же, где уровень главы Инквизиции, а где второй инквизиторский ранг. Небо и земля, если не больше. Когда Антуан решил, что никто так и не даст ответа разъяренному начальнику, раздался женский голос. Николь Круз, куратор отдела, отвечающего за обеспечение связи и спутниковой поддержки, единственная среди присутствующих представитель женского пола, не побоялась гневного взгляда Великого Инквизитора.

– Владыка, безусловно частичная вина ложиться на всех нас, поскольку всегда есть пространство для улучшения результата. Даже, будь у нас пара тысяч информаторов, и еще столько же агентов. Однако, столь низкое число наших людей, или лояльных к нам людей, среди адептов «Детей Виноградаря», имеет вполне реальные причины.

– Да? – Великий Инквизитор чуть сбавил тон. Наверное, все же решил отдать должное полу сотрудницы, поскольку глаза по-прежнему метали молнии.

– Да, Владыка. 18 завербованных последователей Данте Пеллегрини не тот результат, которым можно гордиться, однако рассчитывать на иные цифры по меньшей мере… эмм… – Николь замялась, подыскивая подходящие слова. На помощь ей пришел сам Великий Инквизитор.

– Вы хотите сказать, глупо?

Николь густо покраснела и отрицательно мотнула головой.

– Скорее, недальновидно. Я не хотела вас как-то задеть, Вла…

Заместитель главы Конгрегации отмахнулся – точно так махают рукой, стараясь прогнать досадливое насекомое.

– Ничего. Продолжайте.

– Чтобы реально оценивать результат проделанной работы, прежде всего необходимо понимать: кто такие адепты «Детей Виноградаря». В Конгрегации, в самых разных подразделениях есть разные оценки, но, если подводить одну общую черту, можно сказать следующее: идейные, настроенные максимально радикально, непримиримые, убежденные еретики. Те, для которых сама мысль о каких-либо связях с Католической Церковью является грехом, ведущим к погибели.

– Скорее, подтверждением твоей предопределенности к адским мукам. – вставил кто-то из присутствующих. Кто именно, Антуан не успел разглядеть, но был полностью согласен со сделанным замечанием. «Дети Виноградаря» ярые кальвинисты, а значит для них не существует греха, ведущего в погибель, как это есть у католиков. Если ты спасен – можешь, к примеру, убить. Разве грех убийства сильнее благодати? Конечно же нет. Хотя, если брать учение Бауэра, а за ним Пеллегрини тут несколько иная картина – Бог собственной волей определяет человека либо к спасению, либо к погибели. Эта воля – и есть благодать. Значит, если ты был предопределен ко спасению, то любые твои поступки не имеют особого значения, в плане последствий. Именно поэтому адепты «Детей Виноградаря» без малейших угрызений совести прибегают к террористическим методам, взрывая соборы с людьми, в том числе женщинами и детьми, убивают священников, насилуют монахинь и в том ключе. Предопределение – такая штука, при искаженном понимании открывает врата преисподней. «Дети Виноградаря» же исказили ее до предела.

– Да-да, – поспешно согласилась Николь. – Я не специализируюсь на тонкости богословия… – она смущенно улыбнулась. – У меня несколько иной профиль… Так вот, завербовать таких людей практически невозможно. Они готовы умирать за свою ересь. Вы сами можете наблюдать за такими действиями: кто еще станет подрывать себя для 5—6 жертв со стороны врага, как это произошло прошлой весной в отделе Конгрегации Флоренции? Одно дело, когда христианские мученики шли на арену, продолжая исповедовать свою веру и совсем другое, подрывать автомобиль с собою для жертв со стороны врага. Таким людям не интересны деньги, власть, тем более индульгенции и прощение со стороны Церкви – те вещи, которые мы используем при вербовке. Таким образом, 18 человек не самый плохой результат, особенно если брать во внимание тот факт, что 11 из них, не рядовые члены, а пастора, руководящие по совместительству ячейками… Благодаря их доносам мы каждый год успеваем предотвратить несколько десятков терактов.

– Ладно, ладно! – Великий Инквизитор поднял ладони вверх, останавливая доклад Николь. – Хорошо. Я понял ваш посыл. Должен только заметить, что никто не обещал легкой работы. Всем известен характер еретиков, готовых с пеной у рта отстаивать свои заблуждения. Но ладно, перейдем к другому. У меня возникает следующий вопрос: кто-нибудь из наших агентов внутри секты знал, что у «Детей Виноградаря» имеется свой человек в Конгрегации, да еще и занимающий высокий пост? Проходила ли через ваши руки подобная информация?

– Нет. Не припомню чтобы мы получали подобного рода данные. – покачал головой инквизитор первого ранга Рикардо Бизе, до того предпочитавший больше слушать, чем отвечать.

– Может она поступала, но Красс, ведущий свою собственную игру на два фронта успевал ее перехватить? – предположил один из кураторов.

Рикардо с такой трактовкой не согласился.

– Сомневаюсь. Нужно помнить, что, не смотря на все свои несомненно выдающиеся заслуги, Пабло Красс все же не Господь Бог!

– Поясни? – главу Святой Инквизиции последняя фраза, сказанная инквизитором, похоже рассмешила. Во всяком случае, на до того мрачном лице появилась гримаса, которую при большом желании можно было принять за улыбку. У Антуана было такое желание. Потому, лично для себя он решил, что градус напряжения в конференц-зале несколько спал, а значит можно сделать пару небольших глотков воздуха.

– Пабло Красс не вездесущ. – охотно раскрыл свою мысль Рикардо. – Если бы информация о некоем шпионе «Детей Виноградаря» внутри Конгрегации действительно появилась, Красс просто технически не сумел бы ее держать в секрете. По крайней мере длительное время.

– Согласен. – коротко кивнул Великий Инквизитор и задумчиво отбарабанил замысловатую дробь по столу. – Я вижу тут два основных варианта, объясняющие такую тишину. Либо о двойной игре Красса знал лишь сам Пеллегрини… ну может еще пара особо приближенных людей, в чьей полной преданности он уверен… Скажем, Артуро Гати и Фред Беккер. Либо действия Красса имеют иное объяснение…

– Иное? – переспросил Рикардо, явно не понимая, какой смысл вкладывает второе лицо Конгрегации в это слово. Впрочем, Антуан тоже не понимал. Как, наверное, и остальные присутствующие на совещании.

– Иное. – подтвердил Великий Инквизитор. – Красс… – его лицо искривила гримаса боли. Только сейчас Антуан подумал о том, что для главы Святой Инквизиции данное дело может быть куда большим, чем просто рабочая рутина. – Многие из вас, хотя я думаю, что на самом деле все, знали его лишь как руководителя. Я же знал его куда ближе. Можно сказать, как друга. И дело совсем не в тех эмоциях, которые я сейчас испытываю… – Рубен Рохо тряхнул головой. – Совсем нет. Напротив, я максимально холодно оцениваю сложившуюся ситуацию. Что мы должны сделать первое? Составить психологический портрет преступника, на основании которого сможем понять его мотивы и предугадать дальнейшие действия. Так вот, на данный момент я вижу сильное противоречие между портретом Красса и версией о двойной игре. Красс – вы и сами знаете, не тот человек, что перейдет на сторону еретиков. «Человек, душой и сердцем преданный Церкви» – слова из характеристики Красса, поступившей в Конгрегацию из Академии Святого Педро Николаса, более двадцати лет назад. С того момента Пабло не изменился. Все такой же горячий, все такой же нетерпимый к искажению веры,