Резиновая чума (сборник) - Алексей Константинович Смирнов

Петр Клутыч помялся, не зная, о чем говорить. Мысль закончилась.

- Ну, я пойду? - спросил он робко.

- Конечно, Петр Клутыч, вас дела ждут.

Услышав про дела, тот решил держаться надменнее.

- Увидимся, - холодно сказал Петр Клутыч.

- Обязательно, - согласился охранник, доподлинно зная, что они увидятся, потому что Петру Клутычу когда-нибудь придется выходить.

Мимо деловито пробежал какой-то молодой человек с кожаной папкой в руке. "А у меня и папки нет, - подосадовал Петр Клутыч, направляясь к лифту. - Это никуда не годится. Мне положена папка. Мне мало блокнота. Правда, с этой папкой будет одна морока. С ней много не назондируешь. В массах папка может зацепиться, раскрыться, рассыпаться..."

Он шагнул в лифт и заказал четвертый этаж.

Лифт качнулся и доставил его на место прежде, чем пассажир успел вынуть носовой платок и прочистить нос. Петр Клутыч высморкался уже на ходу; навстречу шли люди, которые здоровались с ним, и он раскланивался, не отнимая платка. Перед нужной дверью он помедлил, рассматривая надпись, возникшую за ночь: "УМКА".

"Что бы это значило - УМКА?" - он встревожился. Может быть, штаб переехал? Или движение, неровен час, вообще ликвидировалось?

Петр Клутыч, предвидя новые каверзы пришельцев, распахнул дверь и облегченно вздохнул: Балансиров сидел за столом, откуда внимательно слушал болтливого Барахтелова, очень расторопного и смышленого партийца, члена партии с четвертого числа сего года.

У того с утра пораньше была наготове новая инициатива, созревшая за ночь.

- Троллейбус был номер 20, а на табличке приписано: "скорый". Глупость, правда? Я записал его номер.

- Номер машины? - уточнил Балансиров, водивший карандашом по листу, уже исчерченному абстракцией.

Барахтелов запнулся.

- Троллейбуса, - повторил он. - Номер 20, я же говорю.

- Ага, - сказал Балансиров. - Ну, давай дальше.

- Дальше я подумал, что народ устал от безликости, от пронумерованной анонимности. Метрошные ветки и те пронумеровали. Вот хорошо бы давать автобусам, троллейбусам и трамваям имена, как пароходам: "Смелый", "Неукротимый", "Озорной", "Академик Келдыш". Народ с удовольствием знает, что если утром не протиснется в Келдыша, то поедет на Озорном. Надо обратиться в какой-нибудь рельсовый комитет.

- Это отличное начинание, - согласился Балансиров и жестом пригласил Петра Клутыча сесть. - Но я не думаю, что стоит включать его в предвыборную программу. И рельсовый комитет не ищи.

- Почему?

- Потому что они пришлют специалистов по транспортным переименованиям. И те приедут в белой машине с красным крестом.

- А-а, - нахмурился Барахтелов. Он задумчиво сгреб в кулак полукартофельный нос, но сразу отпустил и протер невыспавшиеся глазки-бусинки.

- Зачем у нас "УМКА" написано? - спросил Петр Клутыч, осваиваясь за столом.

Балансиров довольно улыбнулся, встал и начал прохаживаться по штабу, напоминая сороку в поисках сверкающего предмета.

- Это все нашего идеолога старания, - он похлопал Барахтелова по плечу. - Придумал для партии хорошее название.

- "Умеренно Мыслящий Кипучий Актив", - пояснил Барахтелов. - Нравится?

- Очень нравится, - сказал Петр Клутыч. - Только, по-моему, трудновато запомнить.

- Это не беда, - возразил Балансиров. - Никто и не будет расшифровывать. Проглотят целиком. Надо будет кому-нибудь поручить нарисовать эмблему: медвежонка на льдине, с мороженым или со штыком... Должно получиться что-то домашнее, родное, из детства, из мультфильма. Чтобы избирателю захотелось проголосовать без всяких программ и деклараций.

Петр Клутыч одобрил этот план, невольно любуясь собственным портретом, который висел под квадратными часами. "Часы истории", - припомнилось Петру Клутычу. Ему стало тревожно, и он засмущался.

- А лозунг-то! - он ударил себя по лбу, гоня неловкость.

- В литературном отделе уже подобрали, - Балансиров раскрыл записную книжку. - Удивительно простой, доходчивый и красивый. Из учебника грамматики Смирновского.

Дверь отворилась, и вошел, шаркая валенками, старик Блошкин.

- А, товарищ Блошкин! - воскликнул Балансиров. - Присаживайтесь, вы очень кстати. Мы тут с товарищами обсуждаем предвыборный лозунг. Очень интересно ваше мнение как официального старейшины.

Блошкин, приехавший с первой дальней электричкой, присел рядом с Петром Клутычем. Балансиров завербовал его лично, и дед, почувствовав себя нужным и важным, ожил: помолодел, расправил плечи. С недавних пор он даже клюкой пользовался не без пижонистой элегантности, в качестве трости.

- "Воробей - птица. Россия - наше отечество. Смерть неизбежна". Каково? - обратился Балансиров к собравшимся. - Просто, доступно! И Россия есть, и отечество!

- Вот это... про смерть убери, - прохрипел Блошкин.

- Да, про смерть надо выкинуть, - согласился Петр Клутыч.

- Там у вас диверсия, снаружи, - продолжил Блошкин. - Вот, посмотрите.

Он протянул однопартийцам сорванный с двери лист. "УМКА" подрос и вытянулся в длину, обогатившись приставкой "недо".

Глава 2

- Дорогой мой человек, - обратился инопланетянин к Медору Медовику.

Медор, разбуженный пришельцем, поудобнее устроился в подушках и продул папиросу.

"Действительно, за умных взялись, - удивленно подумал он. - Ну-ну, послушаем с интересом".

- Фобка Дурак! - закричал дрессированный попугай Медора.

Но тут Медору показалось, что это вовсе не инопланетянин, а сам Сатана, который принялся его искушать: дескать, я тебе послужу здесь, а ТАМ ты пойдешь со мной.

- Нет уж, - слукавил Медор, пуская кольца. - Давай лучше наоборот: это я тебе послужу здесь, зато ТАМ мне будет хорошо. Договорились?

Сатана почесал в затылке:

- Это тебе постараться придется!

- Так ясен пень...

Медор, когда разговаривал со всякой сволочью, бывал очень прост в общении.

Сатана понуро стоял и переливался зеленым в предутреннем свете.

- Ну, что же ты? - приободрил его Медовик. - Ошибся дверью? Кадровый кризис? Дураков не осталось?

- Дорогой мой человек, - Сатана безнадежным голосом затянул сначала. Рога растаяли. Хвост обратился в дым, оставив после себя туманный росчерк.

Медор испытал раздражение.

- Говори скорее, - посоветовал он. - Тебя уже пеленгуют, ты это знаешь? Истребитель улегся на боевой курс. Сейчас он тебя расстреляет, настоящего.

...Визит оставил в Медоре неприятный осадок. Когда посрамленный призрак, напуганный обнаружением и уничтожением, удалился, майор натянул солдатское одеяло до подбородка и мрачно задумался над причинами посещения. Наиболее правдоподобную догадку он гнал от себя, не допуская в мысли.

Заснуть не удалось, и он связался за Балансировым.

- Не спишь, капитан? - спросил он участливо. - Подъезжай ко мне. Будем разговаривать, выпьем...

- Есть разговаривать и выпить, - отчеканил Балансиров без энтузиазма. Ему не хотелось выпивать и