Эффект Эха - Павел Александрович Шушканов

проснулась, вздрогнув во сне. Часы тускло светились половиной пятого утра. Над горизонтом едва проглядывался призрак неспешно надвигающегося утра. Опоры далекого моста тянулись в небо и светились там созвездием красных сигнальных фонарей. Пора.

Хорошо, что я тут одна. С Маликом было бы сложнее. Он рвался бы в бой и убеждал меня, что все будет хорошо, на деле успокаивая себя. Он не спросил главного перед моим уходом – какой будет реальность, после того как я встречу Эхо? Сольется в одну или останется какая-то одна? Та, что принадлежит Малику или та, что останется за мной? Хорошо, что не спросил. На это нет никакого ответа, потому что еще никто и никогда не побеждал Эхо. Впрочем, даже если погибну я, то это мало что изменит – в мире останется много хороших людей. И не только людей.

Я шла по пустому городу, следя как медленно и неотвратимо наступающее утро отвоевывает у ночи дом за домом, улицу за улицей. Небо заметно светлело. На площади, где дома расступались, обнажая асфальтный простор, массивным круглым цирком темнел вестибюль станции метро. Внутри было светло и тихо. Горели лампы. Отключенные турникеты были лишь муляжами, а вместо эскалаторных спусков в полу темнели черные дыры притаившейся там ночи.

Везде пыльный бетон. Вероятно, я первый посетитель этого вестибюля. Хотя роспись под потолком, где наливались утром широкие окна, была впечатляющей, неровный цементный пол говорил о том, что все это пока что иллюзия – ошибка в Структуре, не более того. Но яркие краски под потолком рисовали улочки старого города. Крыши-шпили и повозки на оживленных перекрестках, газовые фонари и стилизованные лучи солнца, острыми пиками касающиеся каждой крыши.

Ладно, пока начинать. Я вытащила из карманов и свалила на пол бесполезный сейчас хлам. И кварцевое зеркальце и изъятый у Малика медный гвоздь. Даже его значок упал и покатился по неровному бетону. Что еще? Шприц, так и не использованный возле того дома, с которого все началось. Да, конечно! Лужа раствора из разбитой склянки быстро впиталась в цементную пыль. Поначалу ничего не происходило, а потом едва заметная трещинка вдруг протянулась через пол к стене прямо от моих ног. И еще одна. Они становились все шире и в них виднелись робкие росточки красной травы. Наш мир – такая же иллюзия, как этот вестибюль – медленно, но решительно шел трещинами. Впрочем, он никогда не был нашим.

– Я привлекла твое внимание, да?

Привлекла. От дальних турникетов медленно шла она, замедляя шаг, и гулкий стук ее каблуков разносился под сводами. Эхо. Оксана. Не важно кто. Время и власть давно разъели ее больной мозг, превратив в куда более жуткое существо, чем те, что жили тут до нее. До их прихода – Эхо и Братьев.

И что дальше? Я понятия не имела. Держала перед собой руки, готовая к битве. Сколько продлится это бой. Секунду, две? Девочка на зеленой машине против могущественной Эхо.

Она смотрела на меня с удивлением и усталостью как на недобитого таракана, осмелившегося выползти на середину кухни. Я сжала кулаки. Она тоже, но в отличие от меня, уверенность в победе у нее была.

И я кивнула, давая понять, что готова.

Оксана совсем не изменилась. В той же кофте, в которой я видела ее в последний раз в салоне. И, кажется, я даже слышала запах ее дорогих духов. А с чего бы ей меняться. Время корсетов и широких шляп прошло, но думаю, что и тогда она была настоящей красавицей. Интересно, а мне подошел бы корсет?

Голова выглянула из проема в полу, где должны были спускаться вниз к несуществующей платформе лестницы эскалаторов. Его ветвистые рога походили на острые сухие ветки, глаза смотрели в пустоту и сами были пустотой, а зубы… Рот медленно и бесшумно открывался, становясь все больше, пока не навис над головой Эхо чудовищной зияющей дырой. Поняв, что что-то не так, она обернулась и удивление застыло на ее лице. Зубы сомкнулись, выбросив под своды вестибюля громкий хруст шейных позвонков.

Удивление. Я буду помнить всегда это выражение на ее лице. Даже тени страха нет, ни следа горечи от неизбежного поражения или обиды от того, что она так нелепо попалась в ловушку. Только удивление, сделавшее ее лицо на миг светлым и чистым, пока оно не исчезло в темноте.

Буду ли помнить? Трещины стремительно брызнули во все стороны, обнажая живые стены, пучки травы и ржавую арматуру. Куски бетона летели вниз с потолка и вверх с потрескавшегося пола и прямо в меня со стен, а я стояла в клубах пыли и смотрела как неспешной поступью ко мне приближается олень.

***

Утро смотрело сквозь разрушенный купол. Сквозь широкие трещины медленно падал снег. Белые хлопья кружились, прилипали к лицу и таяли.

– Кто-нибудь!

Я выползла из-под обломков. Тяжелая балка нависла надо мной в паутине арматуры. Она же и спасла меня от крупных обломков. Кашляя и жалея испорченную куртку, я ползла туда, где все еще поблескивали металлическими боками пыльные турникеты.

– Эй!

Я подтянулась на турникете, но упала в пыль, почувствовав боль в ноге. Закашлялась. Но двери все ближе, а за ними утро.

И пустая площадь. Конечно, еще же совсем рано. Я села, прислонившись к уцелевшей стенке и принялась ждать.

***

– Смотри, еще одна.

Отсюда с моста было хорошо видно площадь. И шоссе. И даже обломки здания, удивительно напоминающего вестибюль метро. Такой я видел на фейковых снимках и даже писал о нем, разоблачая. Даша сидела возле меня и болтала ногами. Казалось, что опасно и безрассудно, но это лишь видимость. Под нами не пропасть, а узкий служебный мостик, бегущий вдоль всего моста. Солнце припекало асфальт и над лужами от растаявшего снега поднимался легкий пар. Было похоже, что лето ненадолго вернулось, позабыв что-то и задержалось на целый день.

– Малик, ты говорил, что будет холодно, и я надела шарф.

– В шарфе ты круто выглядишь, – заверил я.

Дашу устроил такой ответ.

– Красиво тут.

Да, в этом она права. С непосредственностью ребенка она принимала то, что открывалось отсюда – островки домов среди бескрайнего леса, а за ним красные как клубничный джем поля. Похожие на белые зубы колоссы маячили на горизонте, разрывая облака. Иногда оттуда доносился грохот, словно раскаты грома. Но мы не обращали на него внимания. Есть вещи, которые нас совершенно не касаются.

Проехал автобус, на секунду приоткрыв возле нас дверь. Я помахал ему рукой.

– Не замерзла?