Одинаковые. Том 6. Революция - Сергей Насоновский

четыре нападения на избирательные участки. В основном — поджоги и попытки испортить урны с бюллетенями. Дзержинский уже вел расследование. Предварительные данные показывали, что следы ведут к совершенно разным группам — от местных анархистов до бывших чиновников, потерявших власть.

Мы сидели с Лехой и Лихачевым в кабинете, разбирали очередные телеграммы с мест. Пришли данные из Сибири — там голосование прошло спокойно. Из южных губерний сообщали о высокой явке.

— Интересно, — сказал Леха, откладывая очередную депешу. — В деревнях народ голосовал активнее, чем в городах.

— Крестьяне ждут скорых перемен, — ответил я. — Вот и потянулись.

В дверь постучали, вошел Дзержинский с папкой в руках.

— По нападениям на участки появились первые результаты, — сказал он, садясь за стол. — Из двадцати четырех случаев в восемнадцати участвовали бывшие жандармы и чиновники. В остальных — уголовники, нанятые за деньги.

— А за чьи деньги? — спросил Леха.

— Пока точно не установили. Но в трех случаях нашли такие же пачки с английскими фунтами, как в типографии.

Я посмотрел на карту России, висевшую на стене. Красными флажками были отмечены все двадцать четыре нападения. Больше всего — в западных губерниях, ближе к границе. Вряд ли это совпадение.

— Значит, придется работать сразу по трем направлениям, — сказал я. — Англичане, французы, немцы — притом скорее всего они работают сами по себе без общей координации.

— Запомните этот момент, — тихо сказал Дзержинский. — Когда-нибудь мы им за все это предъявим счет.

— Ладно, — вздохнул я. — Будем ждать окончательных результатов. И готовить документы для первого заседания Совета народных депутатов. А с наглами и лягушатниками что-то решать определенно нужно — задолбали уж

е…

Глава 22

Результаты выборов. Диверсия в Ширяево

Подсчет голосов затянулся почти на две недели. Хоть по стране и была развернута телеграфная сеть, позволявшая передавать предварительные данные, на местах далеко не везде все шло гладко. Все-таки тысячи созданных комиссий считали вручную, занося результаты в толстые книги, которые потом везли в уездные комиссии, откуда телеграммы уже уходили в губернские центры. Там делали сводки, исправляли ошибки и только после этого передавали данные в Петербург.

К восьмому октября стали ясны первые результаты по крупным губерниям, а к двенадцатому пришли последние донесения с окраин. Совет народных депутатов, первый в истории страны выборный орган, насчитывал 413 мест. Из них 244 заняли те, кого выдвигали мы на местах. Остальные места поделились между либералами, технической интеллигенцией и остатками партийных групп. Встречались там и монархисты, и анархисты, проще сказать, кого там только не было.

Главное, что в Совете оказалось большинство сторонников линии Народного комитета. Это значит, что мы можем проводить нужные стране реформы. А уже следующий Совет народных депутатов сможем сформировать не в таком цейтноте. И к этому времени будут приняты необходимые законы, регулирующие работу депутатов и саму процедуру выборов.

Вечером 13 октября мы собрались в большом зале бывшего Государственного совета. Никита разложил перед нами итоговую таблицу: Петербургская и Московская губернии — перевес наш; Поволжье — уверенное большинство; Урал — спорно, но тоже в нашу пользу; Кавказ, Сибирь, Дальний Восток — смешано, но без провалов.

— Двести сорок четыре мандата, — сухо сказал он, подводя черту. — Этого достаточно, чтобы формировать правительство.

Леха стоял у окна с чашкой чая, глядя на вечерний город. Дзержинский молча листал донесения о нарушениях — в основном мелочи: давка у участков, агитация у ворот, пара жалоб на купцов, что «угощали избирателей». Серьезных скандалов не было, что само по себе — чудо.

Сталин сидел во главе стола, медленно перелистывая папку с итогами. На лице ни радости, ни усталости — только сосредоточенность. Видимо, сейчас он продумывал дальнейшие действия. Ведь это по факту только начало большого пути.

— Значит, — сказал он наконец, — раз народ пришел и проголосовал, он поверил нам, поверил, что действительно можно изменить жизнь к лучшему. И наша с вами задача — оправдать это высокое доверие, не быть пустозвонами.

Он поднялся, и разговоры стихли. Итоги выборов были подведены. Настоящее испытание только начиналось.

Совет народных депутатов начал работу первого ноября. Под него отвели здание бывшего Дворянского собрания на углу Итальянской и Михайловской. Оно было довольно просторное. В зале заседаний прежние бархатные кресла заменили на простые деревянные скамьи, но ложи для гостей сохранили. С потолка все так же свисала тяжелая бронзовая люстра, но теперь под ней стояла простая кафедра для выступлений.

Первым делом, почти без прений, Совет проголосовал за создание Конституционной комиссии. Ей предстояло написать проект Основного закона. Планировали принять его здесь же, а потом вынести на всенародный референдум — чтобы каждый гражданин почувствовал сопричастность и ответственность за будущее. В народе Конституцию ждали. В трактирах и на заводах о ней спорили, связывая с ней отмену выкупных платежей, которые пока были только заморожены, новую земельную реформу, права для всех сословий. На нее возлагали большие надежды.

Работа закипела сразу, без раскачки. Депутаты разбились по группам: аграрную, финансовую, по правам граждан. Заседания длились с утра до позднего вечера. В кулуарах стоял густой табачный дым, столы были завалены бумагами, законопроектами, сводками. Так началась сложная работа первого русского парламента.

Через три дня после начала работы Совета Дзержинский вошел в мой кабинет с телеграммой в руке. Лицо у него было напряженное.

— От Ростовцева, — коротко сказал он, положив листок на стол. — Из Ширяево.

Я пробежал глазами по тексту. Михаил Иванович сообщал о подозрительном интересе к нашему хранилищу. В Самаре и вокруг Ширяево появились посторонние — купцы, промышленники, просто любопытные. Все пытались под разными предлогами попасть в цеха, разузнать про технологию сухих пайков.

Хранилище за два года разрослось до невероятных масштабов. Мы рассчитывали на него, зная, что переход от единоличных хозяйств к коллективным вызовет временную просадку по продовольствию. Так и вышло — крестьяне, ожидая перемен, придерживали зерно, надеясь на рост цен. Ширяево успешно закрывало эти бреши.

Сейчас оно давало существенную часть всего продовольствия в стране, и объем в основном ограничивался лишь транспортными возможностями. Плюс поставки в Персию, да и другие страны присматривались: восемь государств заказали пробные партии, в основном, как мы и предполагали, — для своих армий.

Кто-то почуял в этом угрозу. Теперь пытался любыми путями добраться до технологии. Европейцы, прикинув объемы, могли понять — у России появился практически бесконечный источник продовольствия, а это меняло многое.

— Надо усиливать охрану, — сказал я, возвращая телеграмму. — И проверить, от кого именно исходит этот интерес.

Дзержинский кивнул:

— Уже отдал распоряжение, но дело не только в охране. Нужно думать,