Воин Ордена - Максим Шторм

принадлежащих Империи. Здесь нам вряд ли что могло угрожать. И если согласно раним расчётам уже к утру мы должны были достичь стен Лютограда, то теперь… Вернёмся к вечеру? Да и бог с ним. Здесь я был вполне солидарен с остальными, собравшимися в этой просто обставленной, но довольно просторной и удобной каюте. Тут можно было и подремать, и умыться, да и просто посидеть, ни на что не отвлекаясь. Часовым тоже нужно иногда отдыхать. Тарх вон и тот выбрался из доспехов и растянулся на лежаке, негромко похрапывая.

— Вам бы лишь бездельничать, разгильдяи, — якобы сокрушаясь, покачал седовласой головой Корнедуб. — Ладно, капитан скомандовал полный отбой. Делать всё равно пока нечего. На вахте моряки корабля. К ним присоединяется Запашный. Да, да и не надо делать вид, что спишь, соколик. Или ты думаешь, что раз тебя звать, как нашего сиятельного Императора, то тебе будет выказано особое отношение?

Среди Часовых раздались дружеские смешки. Я сам неуверенно растянул губы. Должен сказать, что обстановка среди часовых Тринадцатой стражи мне нравилась. Чем-то они отличались от остальных. Вели себя по-другому. Общались. Разговаривали. И на меня никто не смотрел как на прокажённого. Вот и Константин, до того успешно сидевший в уголке и не привлекающий ничьего внимания, с досадой раскрыл глаза и проворчал:

— Такой сон перебил, сержант, такой сон…

— С бабами хоть? — деловито уточнил Корнедуб.

— А-то с кем ещё? Одна из них на дочку градоначальника похожа была!

— Ну вот иди на обзорную палубу и дорасскажешь, чем сон закончился, остальным, — усмехнулся в усы Корнедуб, вновь вызвав дружный хохот.

Повернувшись ко мне, сержант наставительно сказал:

— А ты, Бестужев, дуй на поклон к капитану. Тебе покой ещё не скоро приснится!

Опять? Я едва не застонал. Как бы моё излишнее рвение постигать и учиться мне боком выходить не начало. Кречету-то что… Он, судя по всему, вообще не устаёт. Не человек, а машина. Хотелось бы поглядеть на него в полном боевом облачении Часового! Думаю, тут даже хагерам в схватке с ним пришлось бы несладко.

Меня проводили сочувственными взглядами. Надеюсь, скоро вернусь и смогу спокойно покемарить до утра. Не то чтобы нам особо заняться было нечем на всём пути назад, но как истинный прирождённый солдат я уже понял одну старую прописную истину — любую свободную минутку уделяй для отдыха. Кто знает, при нашей-то службе, когда удастся нормально поспать в следующий раз.

Пройдя через погруженную в сумрак палубу корабля, неспешно, в силу обстоятельств, плывущего через ночную тьму, я вновь оказался перед закрытыми дверьми каюты Ярослава Кречета. По соседству располагалось каюта непосредственно капитана «Икара» Афанасия Ланского. Хм, скоро будут знать этот рейдер как свою родную квартиру. Я постучал в правую дверь.

— Входи, — раздался приглушённый голос командующего.

Открыв дверь, я увидел капитана за его привычным местом. Он сидел за столом и при мягком свете керосиновой лампы изучал какие-то бумаги. Мы шли в безопасном небе и не было особенной надобности в маскировке. Но основные светильники корабля не горели сейчас по более прозаичной причине — мы теперь экономили энергию.

— Рядовой Бестужев по вашему приказанию прибыл, — доложился я.

Не поднимая головы, Кречет буркнул:

— Оставь эту чушь для показушных спектаклей и регулярной имперской армии, сынок. Садись.

Когда я присел к столу, он подвинул в мою сторону исписанный, как видно, его почерком лист бумаги.

— Читай. Не думай только, что я считаю тебя особо грамотным. Но ты должен знать не только как командовать. Но и как докладывать. А при необходимости и просить.

— Просить?

— Мне тебе что, дважды повторить? — рассердился Кречет. — Дерзок ты не по годам, Бестужев, ой, дерзок…

Я осторожно повернул листок и углубился в чтение.

Если вкратце, то капитан Кречет подготовил срочную депешу в главный штаб Ордена Часовых, в Столицу, Новоград. Предельно сжато, лаконично, но вместе с тем конкретно и по существу он обрисовал результаты нашего вылета на поражённые скверной земли, и то, чему свидетелями мы стали. Выразил обоснованные опасения и попросил на время, пока ситуация не прояснится или же не будет получено больше конкретных разведданных, усилить гарнизон Лютоградской Цитадели Часовых на сотню бойцов и десяток боевых магов.

— Толково написано? — передвинув по столу чернильницу, с непонятной усмешкой спросил Кречет.

— Толково-то толково, — осторожно сказал я, возвращая капитану бумагу. — Но…

— Но что? Что узрел твой намётанный соколиный взор? — немного устало съязвил командующий. — Учти, у меня в отличии от кулаков нервы не железные.

— Но боюсь, вас с этой писаниной пошлют куда подальше, — твёрдо ответил я. Хотел правды — получай! — Вот только особо дальше и идти некуда. За нами безлюдные пустоши.

Командир Тринадцатой Стражи, побагровев, разъярённым быком уставился на меня. Я же напрягся, ожидая очередной нахлобучки. Но внезапно горько расхохотавшись, Кречет невесело сказал:

— Ты прав, щегол. Даже приведи я дюжину свидетелей или собери кучу подписей под своей, мою петицию сначала засунут в долгий ящик, до планового, очередного рассмотрения на общем совете, а затем выбросят в урну, посчитав за очередную мою блажь. И главы Ордена покажут нам жирный кукиш с маслом.

— Вы не в первый раз их… Хм, достаёте? — догадался я.

— И видит господь, не последний. Но результат всегда один. Мы справляемся, и справляемся неплохо. В самом отвратном краю нашей огромной державы. Значит, большего нам и не нужно, раз обходимся своими силами. Чего на нас тратиться? А это… Мало ли что мы видели… Край чудовищ постоянно порождает новых чудовищ. Но перемирие длится уже сто лет. И так будет продолжаться ещё сотню.

Я настороженно смотрел на него. Огромный Часовой раздражённо водил пальцем по столу.

— Но вы так не думаете.

— Нет. И то, что накануне видели мы, всего лишь укрепляет меня в моих мыслях. Запомни, Бестужев, ещё при нашей с тобой совместной службе произойдёт что-то нехорошее.

— Но нам никто не поверит.

— Никто. В совете Ордена есть головастые мужики, бывшие вояки, что нюхали кишки, выпущенные из убитых ими монстров, те, кто видел, как убивают, и убивали сами. Но таких меньшинство.

— А вы сами