Черные ножи 5 - Игорь Александрович Шенгальц

— Ох, не льстите пожилой женщине, господин офицер! Ведь мне уже целых сорок три года… раньше я думала, что столько не живут.

— Вы проживете долгую и интересную жизнь, Лени, в которой будет масса эмоций и приключений, каких сейчас и представить невозможно. Весь мир, а не только Германия, будет знать вас и восхищаться вами!

— Вы изрядный льстец, Рудольф, — она чуть зарделась от показного смущения, но было видно, что мои комплименты пришлись ей по сердцу.

— Говорю лишь то, в чем полностью уверен. Ведь вы же знаете, я — боевой офицер и никогда не лгу. Это не в моих привычках.

— Верю вам всем сердцем, тем приятнее мне ваши слова, — улыбнулась Лени, потом подошла к столику и взяла небольшой бумажный конверт. — Вот, возьмите, лейтенант. Там, куда мы идем, будет молодая женщина. А к женщинам не принято ходить в гости с пустыми руками.

Это подтвердило мои предположения. Женщин в замке было мало, в основном, из числа обслуживающего персонала — горничные, кухонные работницы, уборщицы. Тут же дело иное, речь явно шла о персоне из высшего общества. А значит…

— Мы говорим о госпоже Браун, не так ли?

— Вы догадались?

— Было не сложно. Но, скажите, зачем там нужен я?

Лени взглянула на меня сурово.

— Я уже вам говорила, но могу и повторить. Вы — мой ангел-хранитель. Вы спасли меня дважды, а я верю в знаки судьбы. Поэтому, пока есть возможность, я хочу воспользоваться вашей удачей, ведь на меня она тоже слегка распространяется.

— К вашим услугам! — я щелкнул каблуками и резко наклонил голову.

— Возьмите же конверт, нам пора…

Мы вышли в коридор, Лени взяла меня под руку, и мы неспешно отправились в путь. Встречные офицеры, все до единого, раскланивались с Рифеншталь. Кое-кто делал комплименты, другие рвались целовать ручку, но Лени с улыбкой отмахивалась. Меня же почти все старательно игнорировали, хотя, уверен, каждый потом интересовался у других, кто был этот молодой наглец, с которым шла сама Лени?..

Я по этому поводу не переживал, просто задрал подбородок вверх и шествовал с наглой физиономией утомленного жизнью аристократа.

Рано или поздно кончается все. Наш променад завершился у высоких дверей, где дежурили сразу восемь человек под командованием уже известного мне обершарфюрера Миша.

— Фишер? — его левая бровь удивленно взлетела вверх. Присутствие Рифеншталь он проигнорировал. — Опять вы?

Я пожал плечами.

— Так же рад видеть вас вновь.

— Он со мной, — элегантно взмахнула рукой Лени. — Нас ожидают, откройте двери!

Я чувствовал, что Рохус злится, но поделать ничего не может, разве что слегка задержать нас и попытаться унизить.

— Сначала я должен провести личный досмотр, — скучным голосом сообщил он. — Без этого проход в левое крыло закрыт.

— Так чего вы ждете? — Лени шагнула вперед, разводя руки в стороны. — Проводите ваш досмотр!

И все же ее никто не коснулся, но тонкая фигура актрисы была, как на виду. Ничего не скрыть. А вот на мне оторвались по полной, обшмонав с головы до ног, как уголовника. Но я не сопротивлялся, наоборот, подбадривал:

— Давайте, тыловые крысы, проверяйте боевого офицера! Пороха тут никто не нюхал? А мы за вас горели заживо на фронте! В зад мне заглянуть не забудьте, вдруг там граната?

Лени смотрела на процедуру досмотра с широко открытыми глазами, видно, представив на секунду, что это могло произойти и с ней, но смолчала.

Наконец, Миш процедил сквозь зубы:

— Проходите! Вас ожидают…

Двое эсэсовцев распахнули дверь и тут же закрыли ее вновь, едва мы зашли в левое крыло.

Нам навстречу уже спешила довольно симпатичная женщина лет тридцати, в длинном наглухо застегнутом платье из черного шелка, на котором ослепительно блестела золотая цепочка с подвеской из топаза. На руке у нее красовались изящные золотые часики с бриллиантами, а аккуратная прическа держалась на бриллиантовой заколке.

Урожденная Ева Анна Паула Браун, в замужестве Ева Гитлер, но брак ее продлится всего лишь день и ночь, а потом яд и жуткая смерть. Но это в будущем. Сейчас же она улыбнулась, в приветственном жесте раскинув руки в стороны, и радостно воскликнула:

— Лени! Наконец-то!

— Ева!

Они обнялись совершенно по-дружески, как давние знакомые. Потом Рифеншталь представила меня, и я вручил конверт с конфетами, но Ева особо не заинтересовалась, лишь поблагодарила легким кивком и тут же вновь переключила свое внимание на актрису.

— Я так рада, что ты приехала! Знаешь, мне совершенно не с кем поговорить! Надеюсь, мы проболтаем с тобой всю ночь, нам столько всего нужно обсудить… но сначала, пойдем уже к нему, он ждет!..

Глава 21

Гостиная была сплошь обита красным деревом. На стенах висели масляные пейзажи и портрет Гитлера в полный рост. Несколько диванов и кресел плюс пара столиков разбавляли интерьер. По центру комнаты стоял большой овальный обеденный стол и десяток стульев вокруг. Но в целом все было достаточно скромно и даже аскетично. Никакой лепнины или позолоты, никакой излишней роскоши, лишь строгие рубленые контуры.

Негромко играл патефон — что-то из классики. Кажется, одна из опер Вагнера. Свет был слегка приглушен, и обстановка казалась вполне личной, интимной.

Адольф выглядел точно так же, каким я видел его с утра. Кажется, даже не сменил одежду, разве что снял пиджак, небрежно бросив его на спинку стула, и развязал галстук. Он сидел в одном из кресел, придвинув к себе низкий столик, на котором были разложены бумаги, и работал.

— Хайль Гитлер! — проорал я с самого порога, вытянув руку вверх.

Дамы поморщились, фюрер вздрогнул и поднял на меня глаза. Глаза у него были голубые и пронизывали, казалось, насквозь. Пожалуй, это единственное, что соответствовало в нем пропагандируемуму министерством образу «правильной арийской внешности». Все остальное — средний рост, каштановые волосы, луковицеобразный нос — под эти критерии совершенно не подпадали. До высоких светловолосых атлетов, некогда представлявших Германию на Олимпийских играх, ему было далеко. Но… что позволено Юпитеру, не позволено быку…

— Офицер, нельзя ли потише? — он поднялся с кресла и потянулся, хрустнув костями. — Признаться, голова болит с обеда, а тут ваши крики. Уймитесь! — его австро-баварский акцент отчетливо слышался, особенно