"Фантастика 2025-10". Книги 1-31 - Макс Вальтер

– Я передумал, – лаконично пояснил Эливерт и чуть подогнал Ворона, ударив пятками по лощёным бокам, оставляя своих приятелей позади, переваривать услышанное.

Настя поспешила его нагнать.

Она весь этот день старалась держаться поближе к атаману – боялась не успеть подстраховать, если тот решит вдруг свалиться с седла. Стремилась, разумеется, делать это не слишком очевидно, но чуяла – Эливерт её хитрый ход давно раскусил.

Правда, тот до сих пор помалкивал с несвойственной ему тактичностью, и Рыжая продолжала нести свой дозор.

***

Он вообще с самого рассвета был паинькой и заслуживал наивысшей похвалы.

Начать с того, что поутру в Алру Эл сделал то, чего от него никто не ожидал.

После тяжёлой ночи, проведённой в бреду, атаман не только встал с постели, но даже без посторонней помощи взобрался на Ворона и заявил, что сможет ехать сам и нянькаться с собой не позволит никому.

К этому мужественному порыву все отнеслись с изрядной долей скепсиса, поскольку выглядел он так, словно только что встал со смертного одра: бледный, осунувшийся, глаза лихорадочно блестят, чёрные тени пролегли под ними, будто углём нарисовали.

Но разбойник слово своё держал, хоть и ехал, сгорбившись, ссутулившись, вцепившись напряжённо в луку седла, но падать не собирался и особенно движения не тормозил.

Из Алру выбрались беспрепятственно: от новых столкновений со стражами порядка или жаждущими возмездия горожанами Небеса уберегли.

И вот дорога снова змеилась к горизонту, мимо проплывали луга, поля и небольшие лесочки. Не сговариваясь, приятели по очереди приглядывали за раненым атаманом. Рядом с его Вороном всё время шествовала чья-то лошадь, чаще других – Искра или Глелоу.

Беспокойство никак не отпускало.

Глядя сейчас в спину Эливерту, Анастасия успокаивала себя тем, что Ворон так просто не сдастся. Если уж он нашёл в себе силы ехать вперёд, и за всё утро друзья даже жалобного стона с его стороны не услышали, это говорит только об одном – нынче смерть его опять не дождётся.

Но стоило вспомнить вечер в Алру, кожу, раскалённую, словно угли, хриплое дыхание, пересохшие губы, в которые она вливала целебные снадобья… – и безотчётный страх затягивал в свои сети, лишая покоя.

А вдруг всё снова повторится, вдруг к вечеру будет ещё хуже? Что если пошло какое-нибудь заражение? Не просто же так у Эла началась горячка. Сепсис в условиях чёртова средневековья – это почти неизбежная смерть!

Конечно, если забыть о страхах и подключить логику, вряд ли в рану могла попасть инфекция – кровь так хлестала, что должна была вымыть всю опасную грязь, но как знать. Один взгляд на атамана весь оптимизм убивал в зачатке.

Насте приходилось без конца себе напоминать, что Эл – везунчик, каких ещё поискать, он всегда выпутывается из всяческих неприятностей, а такой мелочью, как один удар мечом, его не одолеть.

Мысли, неприятные, тягостные, болезненные, всё роились в голове. И оставалось только диву даваться – как же вышло, что Эливерт стал занимать столько места в её голове и сердце?

Она боялась его потерять. Ей наконец-то хватило смелости признать это.

Настя, конечно, переживала за жизнь и благополучие каждого из своих друзей. И случись такая беда, например, с Далардом, тоже бы места себе не находила, это факт.

Но за Эливерта душа болела как-то совсем иначе…

Всё-таки, после того что случилось на мельнице, он уже никогда не будет просто её хорошим другом. А может, всё случилось как раз потому, что просто хорошим другом он никогда и не был?

Настя перебирала воспоминания, как страницы книги. Когда же всё это началось?

Сначала, в Лэрианоре, он вёл себя нагло и цинично. А потом…

Дурацкая попытка облегчить ей жизнь, время от времени делая привалы.

Откровенно заинтересованный взгляд у озера после того, как на неё напал топлюн. А как бесстрашно он бросился её защищать!

А неподдельная откровенность пьяного Эливерта и первая несостоявшаяся попытка поцеловать её в Берфеле?

А анафирэду! И это небрежно-нежное: «Дэини… ты-то как?», брошенное потом у костра.

Мама мия!

А после, в Жемчужных Садах! Золотые побрякушки с изумрудами, которые стоят, наверное, целое состояние. Гипнотический взгляд льдистых глаз там, у зеркала. Рука, будто случайно задержавшаяся на её плече.

Неприкрытое восхищение, когда она вышла к друзьям при полном параде в золотом платье, похожая на сказочную жар-птицу.

А попытка оградить её от всех возможных ухажёров, дабы она сидела только с ним, танцевала только с ним, говорила только с ним.

О, Небеса, Рыжая! Да где же были твои глаза и уши, твой разум, твоя женская интуиция, и где, вообще, ты была? Покурить вышла, что ли?

Невозможно быть такой слепой дурой!

Ты ничего не поняла, даже когда он устроил сцену ревности, заметив, как ты очарована Кайлом. Ты ничего не поняла, даже когда он явился в твою спальню среди ночи. Тебе всё это до самого конца казалось какой-то шуткой, игрой в соблазнение, чем-то забавным и легкомысленным.

Ещё бы! Ведь речь об Эливерте – циничном пройдохе и неисправимом бабнике. Для него всё, что связано с женщинами, не может быть серьёзным и важным. Он ведь уже знает, чем платят за любовь. И второй раз в этот капкан попадать не станет. Так ведь?

А может, дело вовсе не в нём? Может, дело как раз в тебе?

Ты не веришь, что кому-то действительно важно всё, что творится в твоей душе, важно всё, что хоть как-то связано с тобой, важна – ты. Ты не веришь, что кто-то может относиться к тебе серьёзно. Тем более, Ворон, который готов тащить в постель всё, что движется.

Ты не веришь, что достойна особенного отношения – настоящей любви, настоящей привязанности, настоящей верности.

О, Рыжая, сколько бы ты ни твердила себе, что ты – умница и красавица, но ты не веришь в это, нет!

Старые комплексы, детская неуверенность в себе и разочарования прошлого никуда не исчезли. И это они, демоны подсознания, теперь нашёптывают тебе на ушко, настойчиво и упрямо: «Рыжая, не смеши! Разве ты достойна такой любви? Ты, в самом деле, возомнила себя какой-то необыкновенной? Подобных вокруг тысячи. Чем ты лучше других? Посмотри на себя! Таких, как ты, забывают сразу после… Забывают и уходят, оставляя лишь глубокие следы от грязных сапог на смятой душе и кровоточащее тоской сердце!»

За этим бесовским шепотком, скользким и ядовитым, как шипение змеи, уже почти не различим голос памяти, долетающий откуда-то издалека: «Ты