Гнев Империи I - Антон Агафонов

Перед тем, как освобождать своего нового слугу, я вернулся к матери. Она испуганно смотрела на меня странным взглядом, от которого мне стало немного неуютно.

— Дай мне минутку, я тебя освобожу, — сказал я ей, переключившись на поиски замка. Тот обнаружился довольно быстро, но вот ключ…

Попытка сломать замок ни к чему не привела, так что я решил вернуться к трупу красного священника. Порывшись в его останках, я вытащил увесистый позолоченный ключ, покрытый рунами.

— Эй… хозяин, так ты освободишь меня или?..

— Жди, — оборвал я кота. — Ты второй на очереди.

Кошак ответил на такое неуважение с моей стороны сердитым рычанием и новой волной недовольства, но меня это мало волновало. В конце концов, в клетке неподалеку заперта мать настоящего Дмитрия Старцева, и я был бы совсем дерьмовым сыном, если бы не освободил её первой.

Я вернулся к клетке Марии Старцевой и замер, так и не вставив ключ в замок. Она смотрела на меня по ту сторону решетки, взволнованная, вся в слезах.

— Какая у меня была любимая игрушка? — спросил я.

— Что?

— Извини, но… все говорили, что ты умерла. Да и это место… Так что я должен убедиться, что ты — это ты. Какая у меня была любимая игрушка?

— Паровозик, — подумав совсем немного, ответила женщина. — Заводной, механический. Отец купил его тебе, когда мы ездили в Ялту. Тебе было пять. Он очень хотел сделать тебе какой-нибудь подарок, и мы зашли в лавку с игрушками. Ты почти полчаса разглядывал их, а затем ткнул в тот паровоз.

Я понятия не имел, какая любимая игрушка была у Дмитрия Старцева в детстве. Воспоминаний о тех временах у меня не было, и вряд ли они всплывут в будущем. Но Старцева говорила очень уверенно, как человек, который действительно хорошо знал настоящего Дмитрия.

Я вставил ключ в замочную скважину и повернул, затем отворил дверь, и в следующий миг женщина выскочила из клетки. Я уже собрался было встать в защитную стойку, но это было не нужно. Она крепко обняла меня, а затем расцеловала в щеки, заставив немного смутиться.

— Дима… Дима… Димочка… Это правда ты… правда ты… — сквозь слезы шептала она, а я… я чувствовал глубокую печаль. Я не был её сыном, по крайней мере душой. Лишь телом и кое-какими воспоминаниями. И как мне об этом сказать? Стоит ли вообще говорить матери, что её сын на самом деле мертв? — Ты так изменился… Так возмужал… Я… Я тебя едва узнала…

— Пришлось, когда вас с отцом не стало…

Она вновь расплакалась, обнимая меня.

— Все нормально. Теперь ты свободна, — мягко сказал я и не без усилий отстранил маь от себя. — Мне нужно освободить тут ещё кое-кого.

— Кого? — удивилась она.

Но стоило мне подойти к клетке с кошаком, как она испугалась.

— Нет, Димочка, стой! Не делай этого! Это же Кот Баюн! Ты что, не слушал сказок, которые я тебе рассказывала?

— Мама, всё нормально, я знаю, что делаю, — мягко улыбнулся я.

— Дима! Да послушай меня! Он чудовище! Он людоед, что сладкими речами околдовывает путников, а затем пожирает их! Если ты его выпустишь, то…

— Кш-ш-ш-ш-ш! — зашипел кот на мою мать. — Не лезь в наши дела, женщина.

Я в этот момент остановился за миг до того, как поместить ключ в замочную скважину.

— Ещё раз сделаешь что-то подобное, и я разорву контракт, а твои мозги придется соскребать с пола, — я говорил совсем негромко, но этого хватило, чтобы кот прижал уши, а его шерсть встала дыбом. — Мы друг друга поняли?

— Д-да… Прошу простить мою грубость, — ласково и мягко ответил кот. — Я стал нервным и злым из-за заточения и голода…

Я все ещё ждал.

— Этого больше не повторится.

— Не повторится, — многозначительно подтвердил я и лишь после этого вставил ключ. Щелчок, и замок открылся. Затем я отступил, открывая клетку и выпуская зверя. Мама спряталась за моей спиной, крепко вцепившись мне в плечо.

Кот Баюн выбрался из клетки, но совсем не так, как я думал.

— Вот дерьмо… Что с тобой случилось?

Пока кот был спрятан во тьме, он ощущался могучим и грозным, но сейчас я увидел, что лишь его голова была относительно цела. Он был очень худым, почти скелет, от густой шерсти остались лишь несколько клочков, а на бледной коже хватало как свежих, так и застарелых шрамов. Задние ноги он едва переставлял.

— Пытки, голод… Но я не сломался… — зашипел он.

— Почему тебя пытали?

— Потому что я знаю путь в Лукоморье — место, где укрылись последние реликты этого края. Эти твари… Они веками охотятся на нас, истинных хозяев этого мира. Нельзя было позволить им попасть туда. Я бы лучше умер, чем…

Внезапно он вскинул голову, уставившись куда-то позади нас, и зашипел. Я тут же повернулся, готовясь к схватке, но расслабился. К нам направлялись Рубцов и его прелестная спутница. Он держал в руках револьвер, а Валентина — винтовку.

— Спокойно, кошарик, они свои, — похлопал я кота по носу, на что тот сердито фыркнул, но слегка успокоился.

— Знаете, Дмитрий Алексеевич… Вы не перестаете меня удивлять.

* * *

Валентина украдкой поглядывала на Дмитрия Старцева и его мать, сидевших в одной из допросных. Благодаря толстому одностороннему заркалу они не видели ни Рубцова, ни её саму, зато следователи Тайной Кацелярии прекрасно все видели и слышали.

— Что думаешь? — осторожно спросил Рубцов, попивая чай из маленькой чашки словно истинный аристократ.

— О чем конкретно, Виктор Степанович? О бойне, что устроил Старцев, о мертвом красном священнике, о Марии Старцевой, что считалась мертвой, или о гигантском коте, что стал маленьким и в данный момент вылизывает свои яйца на окне?

Женщина тут же пожалела, что не сдержала эмоций, но что поделать. Когда она шла работать в Тайную Канцелярию, то думала, что будет иметь дело со шпионами, разбираться в тайных переписках родов и тому подобном, но говорящий кот-переросток — это даже для неё было чересчур.

— О коте, разумеется, — усмехнулся старик, и тем не менее его взгляд был серьезным.

— Вы шутите?

— Чуточку. О ситуации в целом.

— Полный бедлам и катастрофа. Если вскроется, что мы причастны к этому, то полетят головы.

Рубцов кивнул, продолжая неторопливо потягивать чай.

— Наши с вами.

Валентина плотно сжала губы и сделала глубокий вдох.