Гнев Несущего бурю - Дмитрий Чайка

И вот сидит этот человек, еще недавно внушавший ужас всей окрестной гопоте и, жадно давясь, рвет руками мясо. И жрет, жрет, жрет. А по его отросшей бороде течет ароматный мясной сок. А потом его снова сажают в яму, и это станет последним отделением концерта, не менее важным, чем сам пир. И тогда гости, увидев настолько волнующее зрелище, призадумаются. И вот этого человека мы боялись? Да он же полное ничтожество. Мы же сами это видели. И понесется по островам сплетня, обрастая подробностями с каждым новым рассказчиком. И репутация моя будет уничтожена. А ведь она и так едва висит на волоске…

— Так что, хочешь пировать, царь? — вкрадчивым голоском спросила Поликсо, чем окончательно убедила меня в моей правоте. Ей мало разорить меня. Она хочет уничтожить меня совершенно, превратить в посмешище. Она бы привела меня туда силком, да только насилие ко мне применяться не может. И не даст ей это ничего. Я гордо плюну в блюдо с мясом и обматерю ее при гостях. И тогда это ее репутация будет уничтожена, а не моя. Она ведь ничего мне сделать не сможет, иначе лукканцы, не получившие выкупа, ее в порошок сотрут. Они ведь тут, на Родосе, потому что не верят этой волчице ни на обол. Я каждый день вижу то Хепу, то еще кого-нибудь из вождей. Они не позволят лишить себя обеспеченного будущего, а потому регулярно интересуются состоянием залога. Моим, то есть.

— Я приду на твой пир, царица, — ответил я. — Но у меня будут условия.

— Условия? — Поликсо так удивилась, что чуть не упала в колодец, пытаясь разглядеть в кромешной темноте комика столетия. — Ну, говори!

— Пир состоится завтра в полдень, — ответил я. — Но из ямы я выйду прямо сейчас. Мне нагреют воды, чтобы помыться. Принесут золы и трав для волос. Дадут гребень, новую одежду и острый нож, чтобы подрезать ногти. Я высплюсь на хорошей кровати, а рабыня расчешет мне волосы с маслом, чтобы убрать вшей. На пиру я сижу на главном месте. Ты не говоришь ни одного обидного слова в мой адрес и занимаешь ложе только тогда, когда я разрешу. Если ты согласна, то, так и быть, я почту присутствием твое торжество.

— Зря ты отказываешься от вина, царь! Попей, — спокойно сказала она, а я ощутил, как по макушке, шее и плечам потекли кисловатые капли. Мне досталось примерно полкувшина. Неужели Поликсо сегодня ляжет спать трезвая?

1 Бирута — совр. Бейрут. В это время был крайне незначительным населенным пунктом, зависимым от могущественного Сидона.

Глава 19

Год 3 от основания храма. Месяц девятый, Дивонисион, богу виноделия посвященный. Самое его начало.

Славный город Энгоми как будто накрыла злая туча. Люди, лишившиеся защитника, притихли и ходили по улицам, словно тени. Не слышно стало веселого смеха, на рынке торговались вяло, без привычного азарта, а палки тех, кто имел право бить палкой других, заходили по спинам виновных с удвоенной силой. Господа начальники работ, те, кто надзирал за погрузкой в порту, и десятники в легионном лагере срывали зло на подчиненных, не давая безделью и дурным мыслям проникнуть в их головы. Воины и вовсе не вылезали с полигона, до кровавых мух в глазах отрабатывая перестроения и стрельбу. Они только ели, упражнялись и спали. То есть делали ровно то, чем тысячелетняя мудрость предписывает заниматься низшим в моменты неустройства. Нельзя позволить воинам думать. Нельзя! А потому, когда первые биремы, набитые лучниками, оттолкнулись от причала, парни чуть не плакали от счастья. Хоть какое-то дело вместо тоскливого ожидания и свирепых воплей начальства.

Кноссо вышел в море, взяв с собой пятерку кораблей, а остальные остались прикрывать столицу. Ни у кого ни малейших сомнений не оставалось, что случится потом. Именно поэтому купеческие корабли поплыли на Сифнос и в Пафос, чтобы не попасть в ловушку в порту Эноми, а товары начали перевозить наверх, под защиту каменных стен акрополя. Городские укрепления будут возводить еще не один год, а война — вот она! На пороге уже.

Абарис, который готовил город к обороне, даже с лица спал от забот. Он метался по нему, как голодная собака, и даже царевна Лисианасса, которая попробовала что-то сказать невовремя, едва не лишилась сна, взглянув в бешеные глаза собственного мужа.

— Прости, господин мой, у меня еще полотно не готово. Пойду я, — испуганно пискнула она и спешно прикрыла за собой дверь, привалившись к ней спиной. И вовремя, потому что, ударившись о резное кедровое полотно, мелкими брызгами разлетелась расписная чаша из Микен. Серебряной посуды в этом доме больше не осталось. Царевна с тех пор так и сидела в своих покоях, выдавая нагора немыслимые объемы тканей. А легат, которого к вечеру уже ноги не держали, стоял на башне и до боли в глазах всматривался в морскую гладь, словно не доверяя своему же воину, поставленному для наблюдения.

— Паруса вижу, господин, — почтительно сказал воин из молодых и зорких, и Абарис в расстройстве прикусил губу. Он пока ничего не видел.

— Похоже, наши, — сказал воин, но Абарис и сам уже углядел полощущиеся флаги на мачтах. Таких ни у кого не было.

— Три корабля сидонских ведут, — уверенно сказал воин, и Абарис призадумался.

— Корабль если продать — талант серебра… — загнул он пальцы. — Итого три таланта, а если в египетских ценах, то талант золота и двенадцать мин. Груз — зерно, скорее всего. Кораблики небольшие. Значит, везут мешков двести с небольшим, три с половиной тысячи хекатов… Полтора дебена меди за хекат. Пять тысяч двести пятьдесят дебенов меди… Дебен золота на двести пятьдесят дебенов меди… Двадцать один хекат золота. Это без малого четыре мины. Значит всего талант и шестнадцать мин, если корабли продать. А кому их сейчас продашь?

Абарис вдруг застыл на месте, а потом спросил сам у себя.

— Убей меня молния! Это что же, я сейчас сам все это посчитал? Надо наставнику рассказать. Он помрет от радости. Ведь три года со мной мучился. Великие боги! Вот что математика с людьми делает!

И он спустился со стены вниз, перепрыгивая через две ступени, словно мальчишка. Дворцовая стража, глядя на скачущую тушу господина легата, изумлялась неимоверно, но вида не показывала, подумав, что будет, о чем сегодня в трактире рассказать.